— Значит, вот от чего ты хочешь спасти меня — от одиночества? Я был бы счастлив.
— Тогда я дам тебе все, что смогу, и так долго, как смогу. Но больше всею мне хотелось бы защитить тебя от мирских пересудов. От того, что о тебе думают. Северьян, ты помнишь мой сон? Как все эти люди в лавках и на улице считают меня каким?то нечистым духом? А может, они правы?
Она дрожала. Я крепче прижал ее к себе.
— Отчасти потому тот сон и причиняет такую боль. А отчасти — потому, что я знаю: они не совсем правы. Да, во мне сидит нечистый дух, но во мне есть и нечто другое — и это тоже я.
— Как ты можешь быть злым духом? В тебе нет ни капли дурного.
— Нет есть. — Она подняла на меня серьезные глаза. Никогда прежде я не видел в этом точеном лице, освещенном утренним солнцем, такой прелести и чистоты. — Есть, Северьян.
Ведь и ты можешь быть таким, каким видят тебя люди. Да, иногда ты бываешь именно таким, как говорят. Помнишь, мы видели, как собор взвился в воздух и сгорел в мгновение ока? И как мы потом блуждали в лесу, пока не увидели свет, а там оказались доктор Талое с Балдандерсом. Они готовились к представлению вместе с Иолентой.
— Ты держала меня за руку, — подхватил я. — Мы разговаривали о философии. Разве я могу это забыть?
— Мы вышли на свет. Ты помнишь, что сказал доктор Талое, увидев нас?
Мой разум вернулся в тот вечер, завершивший день казни Агилюса. Я снова услышал рев толпы, крик Агии, затем удары Балдандерсова барабана.
— Он сказал, что теперь все в сборе. И назвал тебя Невинностью, а меня — Смертью. Доркас с серьезным видом кивнула.
— Правильно. Но ты же не Смерть, как бы часто он так тебя ни называл. Тогда уж и мясника, который каждый день забивает скот, можно назвать смертью. Для меня ты — Жизнь. Ты юноша по имени Северьян, и в твоей власти сменить одежду и сделаться рыбаком или плотником.
— У меня нет желания покидать гильдию.
— Но ты мог бы это сделать. Хоть сегодня. Людям не нравится считать других просто за людей. Они придумывают для них названия и этим связывают их по рукам и ногам. Но больше всего мне бы не хотелось, чтобы связывали тебя. Доктор Талое будет похуже большинства. Он по?своему лжец…
Она не закончила фразы, и я осмелился заметить:
— Однажды я слышал от Балдандерса, что доктор почти никогда не лжет.
— Я же сказала: «по?своему». Балдандерс прав. Доктор Талое редко говорит неправду — в том смысле как это принято понимать. Назвать тебя Смертью — это не ложь. Это…
— Метафора, — предложил я.
— Но это опасная, нехорошая метафора. Она направлена против тебя и потому ничуть не лучше лжи.
— Стало быть, ты считаешь, что доктор Талое меня ненавидит? Должен сказать, что, с тех пор как я оставил Цитадель, он один из немногих людей, которые проявили ко мне доброту. Ты, Иона, которого больше нет, одна старая женщина, с которой я познакомился в тюрьме, человек в желтом — между прочим, он тоже назвал меня Смертью — и доктор Талое. Как видишь, не много набирается.
— Не думаю, что он может ненавидеть кого?нибудь в том смысле, в каком понимаем это мы, — мягко ответила Доркас. — Или любить. Он хочет распоряжаться всем, с чем сталкивается, и изменять по собственной воле. А поскольку разрушать легче, чем созидать, именно это он и делает чаще всего.
— Тем не менее Балдандерс его любит, — возразил я. — Когда?то у меня был хромой пес. Так вот, я заметил, что Балдандерс смотрит на доктора Талоса точно так же, как Трискель смотрел на меня.
— Я понимаю, но это меня не удивляет. А ты когда?нибудь думал о том, какое лицо у тебя, когда ты смотришь на своего пса? Что тебе известно об их прошлом?
— Только то, что они жили вместе на озере Диутурна. Потом люди сожгли их дом и прогнали прочь.
— Тебе не приходило в голову, что доктор Талое мог бы быть сыном Балдандерса?
Это предположение казалось настолько нелепым, что я с облегчением рассмеялся.
— Посмотри, — продолжала Доркас, — как они себя ведут. Точно тяжелодум и работяга отец с блестящим и беспутным сыном. По крайней мере, мне так кажется.
Мы встали со скамьи и направились к Зеленой Комнате (теперь она была не более похожа на картину, показанную мне Рудезиндом, чем любой другой парк). Только тогда я задался вопросом: не было ли имя «Невинность», данное Доркас доктором Талосом, такой же метафорой?
Глава 23
Иолента
В старом фруктовом саду среди грядок с пряными травами царили такая тишина и запустение, что я вспомнил Атриум Времени и Валерию с ее тонким личиком, обрамленным меховой накидкой.
Зато в Зеленой Комнате было настоящее столпотворение. Теперь уже все были на ногах. Вдобавок казалось, что каждый вопит во все горло. Ребятишки карабкались на деревья и выпускали птиц из клеток. Матери пытались усмирить их ручками метел, а отцы — камнями. Шатры начали разваливаться уже во время репетиций, так что на моих глазах прочная на вид пирамида из полосатого полотна вдруг обрушилась, как спущенный флаг, явив взгляду травянисто?зеленого мегатерия, который стоял на задних лапах, а на его лбу танцор завершал пируэт.
Наша палатка куда?то подевалась вместе с Балдандерсом, правда, тут же появился доктор Талое и погнал нас по извилистым тропинкам мимо балюстрад, водопадов и гротов, украшенных неограненными топазами и цветущим мхом, к стриженому газону, где великан трудился, воздвигая подмостки на глазах у дюжины белых оленей.