— Хочешь, открою тебе один секрет? На одной из этих картин — я!
Из вежливости я сказал, что жажду взглянуть.
— Нет, я пока не нашел ее, но ищу. Я ищу, и когда найду, покажу тебе. Вот почему я все время тружусь. Да я давно мог бы уйти на отдых, но все еще здесь. Никто не пробыл здесь дольше меня, кроме разве что Ультана. Но он уже слеп, как крот. — Старик разразился хриплым каркающим хохотом.
— Не мог бы ты помочь мне? Где?то здесь должны быть артисты, которых призвали на праздник. Не знаешь, где их разместили?
И — Что?то такое я слыхал, — неуверенно пробурчал Истарик. — Зеленая Комната — вот как ее называют. И — А не мог бы проводить меня туда? И Он покачал головой.
И — Там нет картин, поэтому я там никогда не бывал. Зато есть картина, где она изображена. Идем?ка со мной. Я покажу ее тебе.
И Он потянул меня за край плаща, а мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Идем?ка со мной. Я покажу ее тебе.
И Он потянул меня за край плаща, а мне ничего не оставалось, как последовать за ним. И — Лучше бы ты отвел меня к кому?нибудь, кто покажет саму комнату.
И — Это тоже в моих силах. У старого Ультана в библиотеке есть карта. Мальчишка найдет. И — Это не Цитадель, — снова напомнил я. — Кстати, мастер Рудезинд, как ты здесь оказался? Тебя пригласили следить за картинами?
— Правильно, правильно. — Он оперся на мою руку. — Всему есть логическое объяснение, об этом нельзя забывать. Отец Инир захотел, чтобы я следил за его картинами, и вот я здесь. — Он помолчал немного, собираясь с мыслями. — Погоди?ка минутку, что?то я не о том… Талант проявился во мне уже в детском возрасте — вот о чем я должен тебе рассказать. Мои родители, знаешь ли, всегда поощряли меня и позволяли мне рисовать часами. Помню, один раз я провел весь солнечный летний день, расписывая стену нашего дома цветными мелками.
По левую сторону открылся новый коридор, поуже. Мастер Рудезинд потащил меня в него. Несмотря на слабое освещение и недостаток пространства, так что зритель никак не мог оказаться на нужном расстоянии от картины, он был увешан огромными полотнами, значительно превышавшими по размерам те, что висели в главной галерее, — от пола до потолка в высоту и шире, чем расстояние между кончиками пальцев вытянутых в стороны рук. Насколько я мог судить, это была просто мазня. Я спросил Рудезинда, почему он вдруг решил, что должен рассказывать мне о своем детстве.
— Как почему? По велению Отца Инира, конечно, — удивился он и склонил голову набок, разглядывая мое лицо. — А почему же еще? — Он понизил голос. — Говорят, он слишком стар… Сколько автархов сменилось после Имара, а советником у всех был он… Теперь помолчи и не мешай мне рассказывать. Я найду тебе Ультана.
Однажды к нам пришел художник — настоящий художник. Мать так гордилась моими рисунками! Она показала их ему. Это был Фехин, сам Фехин. Мой портрет его кисти до сих пор где?то среди этих картин и взирает на зрителей моими карими глазами. Я сижу за столом, а на нем кисти и мандарин. Мне его обещали дать, если буду сидеть спокойно…
Я перебил его:
— Пожалуй, теперь у меня нет времени, чтобы взглянуть на него.
— Так я сам стал художником. Очень скоро я взялся расчищать и подновлять творения великих. Так вот, уже дважды я чистил свое собственное изображение. Должен сказать, что при этом испытываешь довольно странное ощущение. Вот бы кто?нибудь пришел с губкой и снял с меня самого налет прожитых лет! Но я же собирался показать тебе совсем другое. Зеленая Комната, если я не ошибаюсь?
— Именно так, — с готовностью подтвердил я.
— Как раз здесь есть ее изображение, так что потом будет нетрудно узнать.
Он указал на одно из огромных грубо намалеванных полотен. На нем была вовсе не комната, а скорее кусок сада — лужайка, огороженная подстриженными кустами, пруд с кувшинками и несколько ив, ветви которых разметал ветер. Мужчина в фантастическом одеянии льянеро играл на гитаре, как казалось, исключительно для собственного удовольствия. За ним сердитые тучи неслись по хмурому небу.
— Вот теперь можно пойти в библиотеку и посмотреть карту старого Ультана.
Картина была написана в той раздражающей манере, когда живопись распадается на отдельные цветовые пятна, если не охватываешь ее взглядом целиком. Я сделал шаг назад, потом другой… Шагнув в третий раз, я ожидал, что коснусь спиной стены, но не тут?то было. Вместо этого я оказался внутри картины, которая висела на стене: полутемная комната со старинными кожаными стульями и столиками из слоновой кости. Я на мгновение взглянул назад, а когда снова повернул голову, коридор, где я только что стоял вместе с Рудезиндом, исчез — там была стена с ветхой, выцветшей обивкой.
Я непроизвольно потянулся к ножнам и выхватил «Терминус Эст», но сражаться было не с кем. Только я взялся за ручку единственной двери, как она открылась, пропустив человека в желтом одеянии. Короткие белесые волосы были зачесаны назад, открывая выпуклый лоб, а его лицо могло бы принадлежать пухлой сорокалетней женщине. Шею обвивала тонкая цепочка, на которой висел памятный мне флакон в форме фаллоса.
— А?а, — проговорил он. — А я?то думал, кто бы это мог оказаться? Добро пожаловать. Смерть.