Тэйон, взглянув на перетянутую тускло поблескивающим черным металлом фигуру, сжал губы. На доспехах было несколько царапин, которые он видел впервые. Одна из едва обозначенных вмятин наводила на смутные подозрения об ударе копьем в спину. Последние три года явно не были спокойными даже по меркам госпожи адмирала. Заклинания, вплетенные в стены этих покоев, были направлены не только на защиту от любых возможных форм нападения. Помимо почти полной непроницаемости, личные комнаты Тэйона были едва ли не единственным местом, где он мог передвигаться без помощи кресла. Тонкие магические струны, опутывавшие все пространство, позволяли опереться на твердеющий под прикосновениями воздух и двигаться так естественно, что наблюдавший со стороны человек мог бы и не догадаться, что тело мага наполовину парализовано. Магистр Алория поднялся, мысленным приказом отсылая кресло в соседнюю комнату, подлетел к кровати, откинулся на подушки (А! Три лишних кинжала!) и, подперев голову рукой, стал наблюдать за сражавшейся с доспехами Таш.
Адмирал д'Алория не признавала личных слуг. У нее никогда не было ни дневального, ни горничной. Никому не было позволено помогать ей одеваться, никому не дозволялось видеть ее даже полуобнаженной.
Корсет ковали для нее так, чтобы его можно было надеть или снять без посторонней помощи. Спереди и чуть слева шла начинавшаяся от горла и спускавшаяся до самых бедер линия хитро сконструированных металлических застежек, которые в закрытом состоянии превращали ее корпус в затянутый в непробиваемый металл монолит. Несколько точных, ставших за долгие годы автоматическими движений, и корсет ослаб, а затем и раскрылся, позволяя Таш ужом вывернуться из уютного, как вторая кожа, панциря.
Теперь на ней оставалась лишь тонкая белоснежная рубашка. Женщина, все так же стоя лицом к стене, подхватила батистовую ткань и стянула ее через голову.
У нее было прекрасное тело истинной шарсу. Гладкая бронзовая кожа и мускулы, которые в свое время разрабатывали настоящие художники боевого искусства. Очень длинные и сильные ноги, смертоносные в бою, генетически предназначенные совершать мощные толчки и выбрасывать тело в прыжке. Умелые руки мечницы, налитые стальными мускулами плечи, быть может, чуть более широкие, чем у человека.
Черные, с рыжевато?красными отблесками волосы были забраны вверх, открывая безупречную линию шеи. На затылке вились выбившиеся из прически короткие темно?красные пряди. Мягкий, тонкий пушок, который спускался к основанию шеи, постепенно переходил в нежные рыжеватые перышки. Они разделялись на две полосы, разбегаясь к лопаткам. Сменялись более жесткими. угольно?черными с красным отливом маховыми перьями.
Шрамы шли от плеч, наискосок, через всю спину до самых ягодиц. Широкие. Длинные. Рваные. Уродующие. Отвратительные шрамы, память о страшной боли и еще более страшном предательстве.
В районе лопаток они были особенно жуткими — там, где топор вгрызался в хрупкие кости, зарубцевавшиеся ткани теперь собрались в складки.
В районе лопаток они были особенно жуткими — там, где топор вгрызался в хрупкие кости, зарубцевавшиеся ткани теперь собрались в складки. Тэйон знал, что в этих местах нервные окончания вросли глубоко внутрь, временами вызывая у нее сводящие с ума, доводящие до слез, до животного воя фантомные боли, с которыми не мог справиться ни один целитель.
Ближе к позвоночнику вдоль кривых и неровных шрамов все еще росли редкие черные перья — жалкие и неуместные здесь, на изуродованной бронзовой коже. С внешней стороны, там, где должна была бы находиться мягкая ткань подкрыльев, рыжеватые перышки были тонкими и мягкими, точно совиный пух.
Шарсу, свободная женщина?птица. Женщина, которую насильно лишили крыльев. Женщина, которую научили ненавидеть.
Белоснежная рубашка упала к стройным ногам. Она подошла к кровати, обеими руками ожесточенно терзая прическу, вытаскивая из нее заколки и боевые шпильки. Со стоном облегчения и усталости рухнула на подушки рядом с Тэйоном, зарылась лицом в пахнущую вереском ткань.
Магистр Алория в насмешливом отчаянии поднял глаза к небу, призывая стихии в свидетели того, с чем ему приходится иметь дело. Протянул свободную руку, чтобы вытащить из черных волос два забытых гребня И зарылся пальцами в тяжелые локоны, наслаждаясь ощущением прохладных жестких прядей в своей ладони. У Таш были совершенно потрясающие волосы — густые, вьющиеся, спускающиеся, когда она их расплетала, до самых ягодиц.
Тэйон еще немного приподнялся на локте, осторожно завел тяжелые пряди за ее плечо. Провел рукой по нежной коже спускаясь вдоль позвоночника. Накрыл ладонью область между лопаток. Затем осторожно, самыми кончикам пальцев, пробежал вдоль одного из шрамов.
Таш дернулась, мускулы на плече напряглись, подсказывая, что рука под подушкой рефлекторно сжала кинжал Тэйон не обиделся. Он почти так же реагировал, когда кто?то дотрагивался до потерявших способность ощущать боль ног. Все еще.
И, наверное, это навсегда.
Они были женаты более трех лет, она родила ему сына и готовилась подарить второго, прежде чем позволила молодому мужу впервые прикоснуться к своей спине, не скрытой потоком роскошных черных волос. Лишь много лет спустя, уже сражаясь с собственной неполноценностью, Тэйон понял, какого безоглядного, не требующего слов и объяснений доверия потребовал от нее этот случайный на первый взгляд жест.