Обе женщины, ошеломленные, слушают Фрейда. Брейер побледнел. Только Флисс, ироничный, но в меру, не потерял ни хладнокровия, ни аппетита: слуга ходит вокруг стола, по второму разу обнося гостей блюдом из рыбы, все отказываются коротким, машинальным жестом, кроме Флисса, который аккуратно взял себе обильную порцию. Он спокойно слушает и пьет белое вино. Все это не свидетельствует о плохом воспитании, но просто подчеркивает его стойкое равнодушие.
Фрейд. Я ошибался! Ошибался! А сегодня вы, кого я уважаю, как отца, вы впадаете в это шарлатанство.
Брейер (тихо). Выслушайте меня, Фрейд.
Фрейд не смотрит на Брейера. Гнев не мешает Фрейду казаться робким. Брейер, наоборот, перед резкостью Фрейда вновь обрел спокойствие и все свое хладнокровие.
Брейер, наоборот, перед резкостью Фрейда вновь обрел спокойствие и все свое хладнокровие. Он глядит на Фрейда ласково без малейшего раздражения.
Фрейд. Гипнотизм не излечивает! Это — не метод лечения, а номер в кафешантане! Шарко удавалось под наркозом сни-мать контрактуры. И что же? При пробуждении они появля-лись снова.
Брейер. Вы бесспорно правы, Фрейд. И потом, в 1886 году я не верил в гипнотизм. Вам прекрасно известно, что я верю только в опыт.
Фрейд. И опыт вынудил вас прибегнуть к внушению?
Брейер. Да. Но речь идет не о том, чтобы прямо воздействовать на симптомы. Шарлатаны — это те, кто говорит парализованной истеричке: «Встань и иди».
Фрейд (ничуть не теряя своей агрессивности). А что вы предлагаете?
Брейер. Когда Сесили под гипнозом, она рассказывает о своих болезнях, вспоминает, каким образом появились их симптомы. И каждый раз, когда она может найти в своей памяти обстоятельства их возникновения…
Флисс (очень заинтересованно). Они исчезают?
Брейер. Да. Сегодня они исчезли почти полностью.
Фрейд (с каким?то испуганным отвращением). Вы заставляете ее рассказывать о себе? (Фрейд побледнел, руки у него дрожат, он говорит без всякой резкости, но с невероятным усилием над собой.) Значит, вы превращаете ее невроз в психоз: она умрет в палате для буйнопомешанных. (Обращаясь к Флиссу, он говорит взволнованным голо-сом.) Семь лет назад я отказался от метода провоцируемого сна. И знаете почему? Потому что один маньяк в состоянии гипноза начал меня уверять, будто он жаждет убить своего отца. Отца, которого, разумеется, он обожал. Они несут любые глупости, эти несчастные! А если эти глупости засядут у них в голове? Если этот несчастный болван, который бредил, лежа на своем диване… Если он будет убежден, что у него призвание к отцеубийству? Мы ворошим грязь из?за пустяков! Входит слуга и идет к Брейеру.
Слуга. В прихожей человек, который спрашивает доктора Фрейда. Он говорит, что нигде не может его найти.
Фрейд (с неприязнью глядя на слугу). Оставьте меня в покое! (Пауза.) От кого он?
Слуга. Что вы сказали?
Фрейд. Кто его прислал?
Слуга. Профессор Мейнерт.
Фрейд резко встает.
Фрейд (говорит с трудом). Чего он хочет?
Слуга. Профессор Мейнерт хочет видеть вас. Похоже, по срочному делу.
Все смотрят на Фрейда: он мертвенно бледен, черты лица искажены, глаза расширились. Потрясенный, он какое?то мгновение молчит, потом берет себя в руки, кланяется Матильде, принуждая себя улыб-нуться
Фрейд. Ну вот, Матильда, теперь мой черед. (Пауза.) Про-шу вас, заканчивайте ужин, не ждите меня.
Он уходит. Взволнованные гости переглядываются.
Марта почти в ужасе. Она скатывает хлебный шарик. Брейер смотрит на нее и тихо говорит.
Брейер. Если Мейнерт при смерти, им лучше увидеться.
Марта. Лучше ли, хуже, не знаю. Но что?то должно прои-зойти, я уверена.
Матильда. Что произойти, дорогая?
Марта (смотрит перед собой, в пустоту). Я задаю себе вопрос… Может быть, мы больше никогда не будем счастливы.
(6)
Комната Мейнерта.
Роскошная, хотя и несколько дурного немецкого вкуса той эпохи, обстановка.
Керосиновая лампа на круглом столике освещает только расстелен-ную постель, готовую принять больного, рядом с кроватью большое удобное кресло, в котором и сидит больной.
Мейнерт сильно постарел: лицо его изборождено морщинами, борода и волосы совсем побелели. Но сильнее, чем старость, поражает вос-ковая бледность Мейнерта. Даже руки, вплоть до ногтей, у него бледные. Он в халате, надетом поверх ночной рубашки. Под головой подушка, колени укрыты одеялом. Закутанные в одеяло ноги поко-ятся на скамеечке.
Закутанные в одеяло ноги поко-ятся на скамеечке.
Только взгляд Мейнерта нисколько не утратил своей суровости и властности. Веки у больного прикрыты, но, когда он внезапно откры-вает глаза, полумрак пронзает его взгляд, полный ума, хотя и не-сколько растерянный.
Мейнерт (тихим голосом). Это вы, Фрейд? (Не дожида-ясь ответа.) Проходите…
Фрейд подходит ближе. Он почти такой же бледный, как и Мейнерт, глаза у него столь же суровы.
Мейнерт (слабым жестом руки указывая на стул). Са-дитесь поближе, мне запрещают громко разговаривать.
Фрейд пододвигает стул к креслу.
Мейнерт. Вы по?прежнему заняты поиском мужчин?истери-ков?
При этом упоминании о лекции 1886 года и их ссоре Фрейд нахмурил брови, едва заметно покачав головой в знак отрицания.
Мейнерт (он понял этот жест). Жаль. Я бы мог предо-ставить вам один превосходный экземпляр.