Она, полное впечатление, расслабилась, чуть неуверенно улыбнулась.
Медленно подняв руку, Смолин погладил ее по щеке и осведомился:
— Никто ни о чем не жалеет? Никто о коварстве мужчин и собственной неосмотрительности не плачет горючими слезами?
Инга помотала головой, улыбаясь уже спокойнее и увереннее.
— Я тебе не буду плести романтических словес, — сказал Смолин. — Я их и вчера не плел. Ты просто прелесть, и все тут. Может, это и не особенно романтично, но скучный я человек, что уж там… Только вот что… Мы безмятежно разбегаемся, как насквозь современные люди, или считаем, что у нас начались отношения?
— А ты сам чего хочешь?
— Отношений, — сказал Смолин, глядя ей в глаза.
— Вот совпадение, и я тоже… — Инга уже совсем уверенно протянула руку, коснулась указательным пальцем его единственной татуировки на предплечье. — Это что? Вроде бы медведь, но на чем он расселся, я никак понять не могу… Мне еще вчера было интересно, если честно…
— На льдине он сидит, — сказал Смолин. — На льдине…
— А зачем?
— Ну, это такой зоновский символ, лапка, — сказал он без улыбки. — Один на льдине. Человек, который сам по себе на сто процентов: ни с блатарями, ни с «мужиками», ни уж тем более с администрацией. Ни в какие «семейки» не входит, ни за тех, ни за этих… Одним словом, один на льдине…
— Здорово… Это ж позиция…
Вот именно, продолжил про себя Смолин. Только не стоит рассказывать, каких трудов обычно стоит такую позицию отстоять и существовать ей в масть… Тяжеленько, мягко говоря.
— А я думала…
— Что?
— Ну, трудно сформулировать… Думала, ты мне сунешь сотку на такси и небрежно выпроводишь…
— Эт-то с какой стати? — искренне удивился Смолин. — У меня с женщинами бывало всякое, но нет как-то привычки небрежно их выпроваживать… С лестницы спускал, это — было. Но исключительно за дело. Заслужила, знаешь ли…
— Просто… Ты какой-то жесткий…
— Я не жесткий, милая, — сказал Смолин. — Я просто-напросто душой не расслабляюсь… ну, или очень редко.
— А я?
— А ты мне нравишься. Чертовски. Вот и вся сермяжная правда. Если тебя не пугает мужик на тридцать лет старше…
— А почему это он должен меня пугать? До сих пор не напугал… и не разочаровал…
Ее улыбка была не лишена лукавства — настолько, что в следующий миг простыня оказалась сброшенной на пол, девушка — сграбастанной, а малолетняя овчарка Катька — очень долго некормленой…
…Шевалье не выглядел удрученным или подавленным, но безусловно хмурым.
— Ты прости, что я раньше избегал конкретики, — сказал он, на миг отводя глаза. — Не всё было понятно…
— Что-то случилось? — спросил Смолин осторожно.
— То, что случилось, как раз кончилось… Я, знаешь ли, две недели ходил под статьей и подпиской о невыезде.
— Бывает, — сказал Смолин. — А можно полюбопытствовать, какая статья?
— Незаконное хранение огнестрельного оружия.
— То, что случилось, как раз кончилось… Я, знаешь ли, две недели ходил под статьей и подпиской о невыезде.
— Бывает, — сказал Смолин. — А можно полюбопытствовать, какая статья?
— Незаконное хранение огнестрельного оружия.
— Ну что же, — сказал Смолин. — В общем, вполне благопристойная статья для солидных людей вроде нас с вами. Ни пошлого «хулиганства», ни позорной «педофилии», ни чего-нибудь откровенно юмористического вроде «потравы посевов»… Комильфо… Шевалье, я и мысли не допускаю, что вы сдуру прикупили китайскую «тэтэшку», с которой собирались брать сберкассу. Дело пахнет антиквариатом, а?
— Именно, — старик улыбнулся чуть смущенно. — Огнестрелом я не увлекаюсь, в отличие от клинков, но ведь каждый человек имеет право на безобидный бзик… Короче говоря, пару месяцев назад совершенно случайно попался продажный наган. Смешно, но мне вдруг отчего-то чертовски его захотелось. Чтобы был, чтобы лежал в столе, чтобы его можно было время от времени достать и пощелкать… Отец вспомнился, быть может, я его наган с трех лет помню… Смешно, а?
— Ничуть, — искренне сказал Смолин. — Каждый второй вас поймет, не считая каждого первого — за исключением законченных пацифистов. Открою страшную тайну: я в жизни продал, наверное, с полсотни стволов — от кремневых восемнадцатого века до более-менее современных. И всегда, если время позволяло, на пару деньков оставлял себе поиграться. Это исконно мужское, Шевалье, что тут смешного…
— Роскошный был наган: девятьсот десятого года, самовзвод, с клеймом Сестрорецкого оружейного… Следовало бы, конечно, его привести в негодность, но я решил повременить. Можно было достать патроны, я хотел пострелять в тайге… Но ко мне неожиданно нагрянули. Нашли. Полное впечатление, знали, что искать. Тебе ничего не говорит такая фамилия — Летягин?
— Еще как говорит, — сквозь зубы процедил Смолин. — Слышали краем уха про наши неприятности? — Он зло покрутил головой. — Шевалье, и они вам начали тупо шить статью? Как примитивному ольховскому блатарю?
— Пожалуй, все так и выглядело… — он улыбнулся не то чтобы хищно, но определенно не по-стариковски. — И протекало крайне серьезно… правда, по моим впечатлениям, этот майор Летягин человек все же чуточку примитивный и пробовал на мне свои следаковские штампы так, словно я этакий интеллигент-пианист, а не старый хрен гораздо более забавной биографии… Но, ты правильно подметил. Прессовал он меня всерьез.