Да вдобавок смазливенькая мордашка озарилась такой радостью, словно Дашенька наша час по потолку бегала в нетерпении, дождаться не могла, когда ее осчастливит своим визитом сам Смолин Василий Яковлевич…
Одним словом, все это, вместе взятое, моментально заставило Смолина еще более подобраться и преисполниться самой что ни на есть волчьей осторожности.
Излишней скромностью он не страдал и всегда полагал себя отнюдь не серым мышонком — но все же не был тем суперменом, ради коего очаровательная девица приводит себя в столь маняще-сексуальный вид и взирает с таким пылом, будто готова отдаться здесь же, в прихожей, даже домашних тапочек не снявши.
Следовательно, что мы имеем? А имеем мы, как нетрудно просечь, довольно примитивное актерство, и не более того. Что-то ей нужно… а что ей может быть нужно? Ответ, кажется, на поверхности…
Смолин вошел следом за Дашей в однокомнатную, но просторную квартиру, чье окно аккурат выходило на аллейку, упиравшуюся в бюст героического балтийца — точнее, в спину такового, лицом-то он был обращен к областной администрации, в не столь уж древние времена, как легко догадаться, бывшей обкомом партии (по этому поводу давным-давно кружили стандартные для любого советского города анекдоты: мол, за народом приглядывать нечего, а уж за этими нужен глаз да глаз).
Он уселся, мимолетно отмечая вокруг многочисленные признаки если не роскоши, то уж, безусловно, зажиточности: отделка, люстра, мебель, паркет… Такие гнездышки если и сдают внаем, то людям не случайным и за особенно крутые мани, сделал он вывод. А то и не обязательно сдают. В таких вот гнездышках денежные дяди своих лялечек и поселяют… Версия?
— Выпьете, Василий Яковлевич?
— Я за рулем, — развел он руками.
— Кофе?
— А вот это с удовольствием.
Дашенька упорхнула в кухню — двигаясь, как подметил Смолин с уверенностью уже обжившегося здесь человека. Он спокойно встал, подошел к застекленному высокому шкафчику — или как там эта роскошь именовалась, — присмотрелся к небольшим фарфоровым фигуркам на полочках.
И уважительно покачал головой. Кем бы ни был здешний хозяин, толк в хороших вещах он безусловно понимал: трудно, конечно, делать окончательные выводы, наблюдая фигурки сквозь стекло и не беря в руки, но все же чрезвычайно похоже, что там, на полочках — не поздние повторы, а именно что оригиналы. Несколько гарднеровских фигурок, довоенные работы Данько и Кустодиева, невидная вроде бы, парочка совушек высотой с указательный палец (несомненный Ризнич, за полторы штуки баксов с руками оторвут, только свистни)… а это, к бабке не ходи, германский «бисквит», причем вторая половина девятнадцатого столетия — таких повторов попросту не бывает пока… Копятся факты, копятся и в какую-то очень неприятную сторону дело заворачивает…
«Сова» работы И. Ризнича
— Нравится?
Он обернулся — без излишней поспешности, конечно, не за каким-то позорным занятием застукан, слава богу.
— Нравится, — сказал спокойно. — Повезло вам, Даша, с квартирой, я вижу…
— Да, — сказала она, не моргнув умело подведенным глазом. — Подружка уехала на лето… Садитесь, вот кофе.
Ну разумеется, мысленно процитировал Смолин своего любимого автора детективов — подружки для того и существуют, что бы на них ссылаться… Опустился в низкое кресло, взял чашку — не антикварную, однако не из дешевого ширпотреба. Ну да, у такого хозяина и кухня должна быть обставлена соответственно.
Дашенька устроилась в кресле напротив, небрежно закинув ногу на ногу, отчего зрелище представало вовсе уж приятное. Играла, конечно, стервочка, но без дурной театральности — как-никак институт искусств, пусть факультет и не актерский… Рассуждая спинным мозгом, неплохо было бы попытаться снять с нее этот лоскуток и уложить прямо на ковер — но вот спинным мозгом-то как раз пользоваться и не следует, вокруг заворачиваются дела серьезные, понять их так и не удается пока, но что-то неладно…
— Итак? — спросил Смолин, светски прихлебывая кофе и светски улыбаясь.
Ну да, у такого хозяина и кухня должна быть обставлена соответственно.
Дашенька устроилась в кресле напротив, небрежно закинув ногу на ногу, отчего зрелище представало вовсе уж приятное. Играла, конечно, стервочка, но без дурной театральности — как-никак институт искусств, пусть факультет и не актерский… Рассуждая спинным мозгом, неплохо было бы попытаться снять с нее этот лоскуток и уложить прямо на ковер — но вот спинным мозгом-то как раз пользоваться и не следует, вокруг заворачиваются дела серьезные, понять их так и не удается пока, но что-то неладно…
— Итак? — спросил Смолин, светски прихлебывая кофе и светски улыбаясь. — Я так понял, что-то случилось?
— Ну, не вполне…
— Вы говорили, нужен мой совет…
— Можно и так сказать, — прямо-таки лучась очарованием, ответила Даша и еще более светски омочила алые губки в кофии, поглядывая на Смолина поверх чашки так невинно, обольстительно и чарующе, что впору бы и обомлеть.
Кому-нибудь помоложе и поглупее, не жеванному жизнью на шестьдесят четыре зуба… и я, кажется, имею на примете кандидатов, подумал Смолин. Что их долго искать-то…
А впрочем, он и не собирался сидеть с каменным выражением лица. Чтобы подыграть должным образом, явственно расслабился и обозначил на лице классическую мужскую одурелость, открыто таращась то туда, где невесомый халатик пикантно распахнулся, то туда, где его не имелось вовсе. И вскоре убедился по кое-каким нюансам девичьей мимики, что Дашенька, несомненно, с торжеством подумала нечто вроде: «Готов, старый хрен, пустил слюнки…» Маленькая и глупенькая, что поделать. Не успела еще уяснить, что неглупый мужик параллельно с пусканием слюнок способен думать совершенно о другом. Хотя… Иные вполне взрослые дамы пребывают в плену тех же заблуждений — будто тупые мужики не способны одновременно пожирать глазами дамские прелести и цинично думать о чем-то постороннем…