— Блядей заказывал, Камрад? — с пониманием ситуации поинтересовался Смолин.
— Одну, — спокойно ответствовал Гонзиц. — Ты не бери в голову, все культурно, мне Валька дал телефончик… Есть у нас вполне пристойное заведеньице, со студенточками престижных вузов, которые тихонечко и грамотно себе к выпускному стартовый капиталец сколачивают.
— «Инесса», что ли? — пожал плечами Смолин. — Тоже мне, роковая тайна… Ты когда-нибудь, майн либер, со своей студенткой столкнешься…
— А было разок, — преспокойно сказал археолог. — Ну и что? Дело вполне житейское…
— Ну ладно, я-то — одинокий волк, мне судьбой положено, — сказал Смолин, ухмыляясь. — Но у тебя-то Инка — королева красоты, золотая баба…
Гонзиц наставительно поднял палец:
— Зато я триумфально вернусь с поля к любимой женщине, будучи малость пристыжен загулом со шлюхами — а значит, особенную нежность буду к супруге испытывать, подарками осыпать, ласками одаривать…
— Особенную нежность… — проворчал Смолин.
— Ну и что? Дело вполне житейское…
— Ну ладно, я-то — одинокий волк, мне судьбой положено, — сказал Смолин, ухмыляясь. — Но у тебя-то Инка — королева красоты, золотая баба…
Гонзиц наставительно поднял палец:
— Зато я триумфально вернусь с поля к любимой женщине, будучи малость пристыжен загулом со шлюхами — а значит, особенную нежность буду к супруге испытывать, подарками осыпать, ласками одаривать…
— Особенную нежность… — проворчал Смолин. — Слушай, ты ничего такого не слышал насчет кутевановского броневика?
— Это ты про последние новости?
— Ну, я не знаю… А какие?
— Я вчера говорил с Лизочкой Новицкой, из комитета по культуре… Понимаешь ли, Вася, нету там, на дне, никакого броневика. Власти собрались к трехсотвосьмидесятилетию города его вытащить, подновить и влепить куда-нибудь на пьедестальчик — ну, как-никак историческая ж машина… Заодно и Кутеванова с напарником похоронить можно будет честь по чести…
— Подожди, — сказал Смолин. — Кости ж давно растворились в воде.
— В морской растворились бы точно, а в речной — в общем, наоборот. Все зависит от кислотности, а она в Шантаре не особенно и изничтожающая. И потом, скелеты ж не на дне лежат, а в броневике. Значит, и «речной абразив» их не точил нисколечко — песок, течение и все такое… И рыбки, очень может быть, не добрались. Короче, по любому должны остаться крупные трубчатые кости и непременно — черепа… Только ничего у них не получилось. Нету там броневика. Ни хрена. Мэр у нас мужик хозяйственный, нагнали аквалангистов, пускали катера с магнитометрами — все без толку. Обшарили километровый участок — по обе стороны от исторического обрыва, но броневика, сто процентов, на дне не имеется… Хотя место то самое, сомнений нет: на обрыве ж до сих пор неподъемный валун громоздится, на котором коммуняки тогда, в двадцатом, звезду и лозунг выдолбили…
— Знаю, кто ж каменюгу не помнит?
— Ну вот… А тем не менее нету на дне броневика. Кайся, это не ты его украдкой вытащил и толкнул кому?
— Заколебаешься вытаскивать… — сказал Смолин. — Слушай, интересно получается… Как же так? Был броневик, любой историк тебе подтвердит, и в Шантару он навернулся с Кутевановым вместе… Что за ерунда?
— А хрен его знает. Я так подозреваю, комиссар сгоряча попутал места. Обрывов в тех местах до черта, многие друг на друга похожи… Выплыл комиссар в расстроенных чувствах — и попутал. Там же тогда еще не строили и не жили, до города было километров десять, совершенно глухие места… Вот чухонец, вполне вероятно, малость контуженный, пока до Шантарска добирался на своих двоих, точное место и запамятовал. Кто бы тогда проверял? Так что ржавеет себе броневичок где-то километpax в нескольких правее или левее исторического валуна… слушай, а может, краснюки все прекрасно и знали? Но местечко это именно из-за живописного валуна и выбрали? Потому что в настоящем месте ничего такого не было? Какая Кутеванову была разница? Зато, говорю, весьма даже живописное историческое место получилось: каменюгу за версту видно что с реки, что с сухопутья. Идут пионеры — салют Мальчишу, плывут пароходы — салют Мальчишу…
— И что теперь?
— А ничего. Бросили. Средств бюджетных им жалко — обшаривать реку на значительном протяжении с привлечением техники и аквалангистов — никто ж стараться бесплатно не хочет… А что это тебя на броневик потянуло?
— Да так, к слову пришлось… — сказал Смолин безмятежно.
Средств бюджетных им жалко — обшаривать реку на значительном протяжении с привлечением техники и аквалангистов — никто ж стараться бесплатно не хочет… А что это тебя на броневик потянуло?
— Да так, к слову пришлось… — сказал Смолин безмятежно.
И преспокойно вышел. Из второй подсобки доносились азартные голоса, звяканье железа, постукиванье — там Кот Ученый с Фельдмаршалом разбирались со вчерашней добычей. Которая теперь на законнейших основаниях принадлежала Смолину: попробуйте доказать обратное, если каталогов своей коллекции Кащей не составлял и светить ее не светил. От деда вся эта благодать В. Я. Смолину досталась, и никаких гвоздей…
Вернувшись к себе, он раскрыл папку «Важное». Сверху лежал прямоугольный лист сероватой бумаги, исписанный разборчивым почерком (чернила, конечно, изрядно выцвели, но читается легко). В верхнем правом углу отпечатанная типографским способом здоровенная, чуть ли не в донышко пивной кружки размером черная печать с императорским орлом и надписью: «Актовая бумага. Пятьдесят рублей». И тут же — типографский штамп: «Для актов, оплачиваемых сбором высшаго оклада, на сумму не свыше 10.000 рублей, и для актов, оплачиваемых сбором низшаго оклада, на сумму не свыше 100000 рублей». Ах, так это купчая… Идеальной сохранности, на последней, четвертой страничке — четыре зеленых пятирублевых марки гербового сбора. Состояние отличное, вещица небезынтересная… вот только цена ей, грубо прикидывая — ну максимум баксов триста, много — четыреста. Не такой уж и раритет, подобных хватает. С чего бы это Кащей ее положил…