Это — сухая история, а что до антикварного бизнеса… В Предивинске до сих пор всплывают порой интересные редкости, так что, заслышав его название, любой знающий антиквар невольно делает стойку, вот как Смолин сейчас…
Однако не стоит забывать о другой стороне медали — в нынешних непростых условиях, когда над шантарской антикваркой витает тень майора Летягина…
— Показывайте, — сказал Смолин скучным голосом. — Если что-то интересное, почему бы и нет…
Посетитель торопливо вскинул на колени портфель, щелкнул старомодной застежкой, покопался внутри и с глухим стуком положил на стол нечто определенно тяжелое, округлой формы, размером с блюдце, завернутое в белый пластиковый пакет. Принялся нервно разворачивать. Смолин приглядывался, как обычно в таких случаях, сохраняя на лице полную отстраненность, чуть ли не равнодушие: мол, мало ли хламу таскают…
Звякнуло, лязгнуло… Смолин внутренне напружинился, как почуявший мышь хваткий котяра.
Перед ним лежали два предмета из почерневшей от времени бронзы — в темной, почти черной патине, кое-где тронутые зелеными пятнышками окиси. Почти круглый диск с затейливым украшением в верхней части (вроде двух звериных голов) и бляха в виде волка — на обратной стороне сохранилось одно из двух креплений. Зверь — несомненный волк, Смолин подобных перевидал немало, вот только все они были маленькие, а этот раза в два побольше всех прежде виденных, в полтора указательных пальца. Чистейшей воды археология. Скифы, точнее говоря. У Смолина в этих делах был изрядный опыт. Скифьё , точно. В обеих столицах у него была пара-тройка серьезных покупателей на такие именно вещи — коллекционеры с внушающим уважение стажем и опытом…
Как он ни приглядывался, и простым глазом, и в лупу, не мог усмотреть признаков фальшака. В последнее время развелось немереное количество халтурщиков, впаривающих лохам подобные «редкости», покрытые зеленой окисью толщиной чуть ли не в палец: но знаток легко отличит настоящую окись, высокопарно выражаясь, налёт столетий, от фуфла, изготовленного с помощью не самых редких химикатов…
По всему выходило, что вещи настоящие. Интересные вещи. Таких стараются не упускать…
Однако — другая сторона медали…
Смолин с безразличным лицом проворачивал сейчас огромную мыслительную работу. Серые клеточки работали с предельной нагрузкой, звеня от напряжения и попахивая горелой изоляцией.
Теоретически рассуждая, этот ерзавший на стуле нервный субъект с обликом провинциального учителишки вполне мог оказаться очередной подставой лучшего друга шантарских антикваров майора Летягина, вознамерившегося по своему милому обычаю подложить очередную свинью. Ну, а на практике…
Продавая подобные археологические редкости, опять-таки рискуешь налететь на очередную статью.
Но вот покупая означенные раритеты, рискуешь значительно меньше. Они не подходят под категорию «заведомо краденого» — ну откуда Смолин мог знать, что его клиент только что обчистил какой-нибудь музей или занимался незаконными раскопками? От дедушки осталось, сто лет валялось в комоде, детишки трех поколений забавлялись, порастерявши половину… Смолин вообще может не знать, что это «археология» и «антиквариат» — ему просто-напросто предложили красивые вещи, он их, поразмысливши, и приобрел. Исключительно для личного пользования, повесить над журнальным столиком, чтобы глаз радовали… Мода нынче такая, всеобщее поветрие… Одно дело — когда тебе предлагают за нечистый товар меченые купюры, и совсем другое — когда покупаешь ты сам…
В общем, он решил рискнуть.
— Честно говоря, я не большой специалист, — сказал он, начиная увлекательнейший поединок «продавец-покупатель», сам по себе порой будоражащий нервы почище звонкой монеты.
— Я показывал кой-кому… У нас… Говорят, это все настоящее. Археологические редкости. Скифская бронза.
— Ну откуда в Предивинске знатоки… — поморщился Смолин.
— Не скажите! У нас хороший музей… вы не слышали?
— Ну слышал, конечно…
— Музей основан еще в восемьсот сорок третьем, — гордо сказал Евтеев. — Люди там понимающие, некоторые даже в Москве известны.
Это была чистая правда — но Смолин, как и подобало толковому купцу-хитровану, сохранял на лице безразличие, чуть ли не брезгливость.
— И сколько же вы за все это хотите? — спросил он главное (но таким тоном, словно речь шла о безделице).
— По десять тысяч за штучку.
— Не долларов, надеюсь?
— Ну что вы! Рублей, конечно…
— Однако… — покрутил головой Смолин. — Я бы дал за каждую ровнехонько по пять.
— А я бы, простите, никак не взял, — с неожиданной твердостью сказал Евтеев. — По десять они стоят. Безусловно стоят.
Смолин и сам прекрасно знал, что цену гостенек запрашивает божескую. Еще один нюанс веселого антикварного ремесла: в столицах за такие вещи можно взять гораздо больше, в разы — но для этого нужно иметь должные связи и постоянную клиентуру. Тот, кто заявится в Москву или Питер, не имея ни малейших связей, ни черта не добьется, хрен разбогатеет — не дадут тамошние волчары настоящую цену, ох, не дадут…
Меж тем он прекрасно знал, что своим старым контактам вещички впарит как минимум по двадцатке. Так что упускать человечка никак не следовало.