Благородный мессир, видимо, намеревался просто пройти мимо, однако заметил прижавшуюся к стене Беренгарию, приостановился, отвесив нарочито глубокий поклон, и очень хрипло сказал:
— О, ваше высочество? Я полностью с вами согласен: летними ночами так одиноко…
— Что, простите? — не на шутку опешила принцесса. — Сударь, я не помню вашего лица и нас друг другу не представляли!
— В чем же вы видите трагедию? — недоуменно расширил глаза незнакомец. Теперь Беренгария разглядела, что зрачки у него холодно-серые, похожие на галечные камешки. — Извольте. Это принцесса Беренгария из Наварры. Это Лоррейн, менестрель. Мы очень рады увидеться, — он завертел головой, озираясь и весело уточнил: — Только где же Хайме? Опять прячется?
«Он что, заметил нас? — похолодев, подумала Беренгария. — Не может быть! Площадка на вершине замка никому не видна, я внимательно посмотрела!»
— Ах, принцесса, — продолжать напирать незнакомец, имевший такой вид, будто он слегка пьян — что доказывали расплывавшиеся по светлой ткани рубашки темные пятна — или самую чуточку безумен, а, скорее всего, то и другое вместе. — Ренн чудесен, не правда ли? Теплые, ласковые лапы… Когда добрые, когда злые. Все зависит от хозяина, и иногда — просто от человека. Сегодня Ренн, похоже, пребывал в благодушном настроении. Я прав?
— Что вы несете, мессир? — от испуга Беренгария рассердилась и вспомнила, что она, как-никак, дочь короля. — Я сейчас прикажу позвать стражу! Вы не назвали мне своего титула, полного имени…
— Титула? — хмыкнул менестрель по имени Лоррейн и озадаченно поскреб в затылке, беспечно признавшись: — Забыл, представляете? Не люблю хвастаться. Хвастовство здесь — привилегия Рамона де Транкавеля. Ступайте, принцесса. Идите с миром, любите этого молодого обормота и постарайтесь быть счастливой.
Лоррейн быстро прошагал дальше в верхний двор, Беренгария шепнула под нос словечко из лексикона, порядочным принцессам неизвестного (слышала от отца и старшего брата) и осторожно двинулась вниз. Но, едва она ступила на лестницу, ведущую к гостевым покоям Ренн-ле-Шато, буквально отовсюду, из воздуха, возник голос Лоррейна: одновременно и очень низкий, и поднимавшийся до неизмеримых высот.
Но, едва она ступила на лестницу, ведущую к гостевым покоям Ренн-ле-Шато, буквально отовсюду, из воздуха, возник голос Лоррейна: одновременно и очень низкий, и поднимавшийся до неизмеримых высот.
Не смотри, что за дверью листопад,
И болит под шестым ребром,
Наливается золотом закат,
Как густой корабельный ром.
Это осени поздней горький хмель
Приближает январскую метель,
Что так красит твои виски,
Неприкаянный странник…
Сколько продано смеха ни за грош
И проклятий слетело с губ,
Сколько стерто кожаных подошв
И расплавлено медных труб?
Сохранила ли гордость прежний цвет
На полотнищах Пирровых побед?
Не черны ли они как гнев,
Не белы ли они как правда?
— Сохранилась ли гордость прежних лет на полотнищах Пирровых побед? — спросил из пустоты Лоррейн, заставив сердце Беренгарии заколотиться в два, если не в три раза быстрее. — И кто черен, как гнев, кто бел, как правда? Разберись, принцесса. А может быть, и королева. Может быть… Тут все может быть, даже самое невероятное.
— Кхм-кхм, — Беренгария, озадаченно выслушав песню и последние слова непонятного незнакомца, шагнула на ступеньку и… и оступилась. Подхватили принцессу чьи-то сильные руки.
— Да что ты спотыкаешься на ровном месте! — рявкнул густой голос. — Ой ты, е-мое! Это ж наваррка! Извиняйте, сударыня, в темноте не разглядеть…
Обычный стражник замка. Не то, чтобы молодой, но и не то, чтобы старый. Клочковатая борода и запах чеснока изо рта.
— Отпустите меня, — сквозь зубы процедила Беренгария. — Вот так, спасибо. Я обязательно бы разбилась, не случись вас рядом.
— Благодарствуйте, госпожа, — нагнул голову дружинник графов Редэ. — Ну и ночка, скажу я вам. Ренн расшалился, Лоррейна видели, голоса в подвале вороньим хором заливаются, а мессир Рамон ушел в Галерею Призраков…
— Лоррейна? — Беренгария не обратила внимания на все остальные слова. — Кто это? Вроде бы я встречала человека с этим именем. Такой, с белыми волосами, да?
— Наказанье Божье, — вздохнул стражник. — Все твердят — призрак, призрак. Да не призрак он никакой! Настоящий живой человек, только видят его в наших местах уже лет пятьсот, если не поболе. Не стареет, не умирает, вино хлещет почище всякого живого, а в зернь жульничает, подлец, будто самолично эту забаву выдумал… Вы, госпожа, не удивляйтесь, мы в графстве Редэ ко всякому привыкли… Но люди говорят, что Лоррейна лучше слушать, чем пропускать его слова мимо ушей.
— Я иду спать, — скорее для себя, чем для словоохотливого бородача, твердо произнесла Беренгария. — Проводите меня до покоев короля Наварры. Вот вам… — принцесса опустила руку к привычному месту, где находился кошель, но вспомнила, что на ней чужое платье, а мешочек с монетами засунут в рукав. — Вот вам золотой безант. За верную службу. Проводите?
Этой ночью Беренгария Наваррская спала без снов, однако в каких бы далях не пребывала ее душа, она чувствовала — Ренн-ле-Шато рядом с ней, и ее сон охраняет не только стража, но сам замок. Беренгария знала, что почему-то понравилась Ренну.
Королевская семья Наварры гостила у графов Редэ двадцать два дня. За это время случилось многое — охоты, турнир, устроенный графом Бертраном, на который съехались представители всех благородных семей его владения, а толстый, но упрямый и сильный Санчо Мудрый выбил из седла среднего сына мессира Бертрана, Тьерри. Тот, впрочем, не высказал по этому поводу ни возмущения, ни разочарования — как всегда.