— Это второе имя, данное при крещении, — изящно, как ему показалось, соврал Казаков. Беренгария не поверила:
— Знаете, Серж, мне кажется, что я очутилась в центре какой-то очень непонятной и замысловатой интриги. Вы здесь человек новый, а я умею замечать подобные вещи. Мне не нравится Ангерран, я удивлена историей с тамплиерским золотом и… — принцесса запнулась.
— Чего уж там, говорите, — насторожился Казаков.
— И вашей быстрой поправкой, — сказала Беренгария. — Чересчур быстрой. Говоря откровенно, я поражена до крайности. Мне приходилось ухаживать за отцом и братьями. Их ранили на турнирах или во время войны с маврами, так я вам скажу, что после похожей раны всякий нормальный человек лежит в постели с жаром и зачастую с бредом не меньше трех-четырех седмиц. А тут пришел Ангерран, побыл с вами весьма недолго, и вот результат — вы встали на ноги.
— Разве это плохо? — удивился Сергей.
— Необычно, — уклончиво сказала Беренгария, наклонив голову и не глядя на собеседника.
— Разве это плохо? — удивился Сергей.
— Необычно, — уклончиво сказала Беренгария, наклонив голову и не глядя на собеседника. — Необычности вызывают подозрения. Я даже думала о колдовстве.
«Догадливая ты у нас, — подумал Казаков. — Может, ей действительно кое-что объяснить? Во-первых, Беренгария не продаст, во-вторых, знает здешнюю жизнь гораздо лучше меня. Вдруг что-нибудь прояснится?»
— Я никогда не сталкивался с настоящим колдовством, — Сергей понимал, что для принцессы колдовство является вещью самой что ни на есть настоящей, не то, чтобы обыденной, но существующей в природе. Между прочим, спустя лет сто-двести инквизиция будет полагать «неверие в магию» одним из пунктов обвинений против еретиков или колдунов — однако не исключено, что из многих тысяч людей, отправленных на костер по подобному обвинению могли затесаться и самые настоящие маги. Судя по редким обмолвкам сэра Мишеля и даже такого прагматика, как Гунтер, волшебный потенциал мира в нынешние времена еще не исчерпан. Это века с шестнадцатого или семнадцатого магия начала постепенно уходить из обитаемой людьми Вселенной.
— А я сталкивалась, — заявила наваррка. — Помните, я вам рассказывала про де Транкавелей? Семейство из Ренн-ле-Шато? У нас в Наварре бывали и другие случаи. Настоящая порча и многое другое — малефика, лигатура, привороты, гибель урожая.
— Обычный набор черной магии, — согласился Казаков. — Вам, ваше высочество, никогда не казалось, что все свои личные неудачи, просчеты или обычную глупость человек сваливает на кого-то другого, не желая признавать себя виновным? Издохла корова — значит, поработала ведьма.
— Но ведь ведьма может наслать болезнь, — справедливо сказала принцесса. — Помню, во дворце моего отца от сапа умерли почти все наши охотничьи лошади. А потом братья из inquisitio арестовали одного барона, которому отец оказал немилость. Эпидемия прекратилась, а барон сознался, что нанял ведьму и она околдовала наших коней.
— И что с ними случилось? В смысле, с бароном и с ведьмой?
— Его сослали в Португалию, ведьму повесили, а труп сожгли, — Беренгария равнодушно пожала плечами.
— Но ведь бывает и добрая магия, — улыбнулся Казаков. — Всякие там единороги, Мерлин, чудеса святых…
— Бог мой, как вы необразованны, не перестаю изумляться! — ахнула принцесса. — Как же вы не понимаете, сударь: единорог — это одно, Мерлин — совсем другое, а чудеса не имеют к волшебству вообще никакого отношения, потому что происходят совсем из другого источника! Да, святые исцеляют именем Господа нашего и Его волей, Его силой… Но меня никто не убедит, что Ангерран де Фуа — святой! Не спорю, исцеление — это добро, но даже самое доброе дело можно оборотить злом. Вы точно уверены, что Ангерран не колдовал?
— Нет, — решительно сказал Казаков, для пущей убедительности размашисто покачав головой. Нечего вызывать у Беренгарии подозрения. И, конечно, не стоит рассказывать о своем разноцветно-черном сне. Гунтеру — пожалуйста, у него с предрассудками несколько полегче, да и он сам по себе человек знающий, что такое цивилизация в виде электричества, паровозов и огнестрельного оружия. Может, сумеет чего растолковать. — Кажется, Ангерран научился лекарству у арабов, а вы, ваше высочество, помните — даже преподобная сестра Мария Медиоланская подтверждала, будто сарацины многое знают о медицине.
— Наука о человеческом теле прежде всего должна быть основана на практике, — Беренгарии надоел бессмысленный разговор и она лукаво глянула на мессира оруженосца. — Между прочим, сударь, мадам де Борж обычно гуляет до заката.
— Пусть ее гуляет, — согласился Казаков.
Принцесса подсела рядом на сундуки и ее тонкая ладонь скользнула по плечу Сергея от раны и выше.
— Довольно красивый шрам, — оценила работу Ангеррана Беренгария. — И следа ниток не осталось. А у вас еще есть где-нибудь шрамы?
— Есть. Но не на руках, — фыркнул Казаков. — Хотите глянуть?
Рыжая кошка забралась на стол и улеглась, подобрав лапы и обвернувшись хвостом. Эти люди такие странные… Самое ужасное в них — это надетая поверх шкура, которую слишком долго снимать. Впрочем, делая это умеючи, вполне можно привыкнуть. Эти двое, как видно, умели неплохо.