— Хайме, — ахнула Беренгария, — ты бы еще предложил сбежать в Исландию! Жить на берегу океана, ловить рыбу, ходить в гости к норманнам…
— Кхм, — нахмурился сын графа Редэ, — признаться, с Норвегией я погорячился. Варварская страна. Но ведь…
— …Но ведь я — дочь короля, — напомнила Беренгария. — Если ты не ощущаешь своего долга перед…
— Перед кем? — перебив, поднял голос Хайме. — Мне с младенчества твердят все и каждый — отец, это чудовище почему-то именуемое моим братом — Рамон, Тьерри, отец Ансельмо, родственники из Плантаров и Бланшфоров: долг, долг, долг! Зов крови, великие предки, восстановление справедливости, династия, Хлодвиг-Дагоберт-Сигиберт, пчелы Меровингов, Книга, и снова зов крови! Надоели! Я хочу жить, как нормальный человек! Если Рамон упивается видениями будущего, а Тьерри погряз в своих мыслях, неизвестных никому, кроме него самого, то я хочу просто жить! Видеть рядом с собой любимую женщину, иметь свой дом и не опасаться, что этот самый дом однажды выкинет такую шутку, что поседеешь в двадцать лет. Хочу быть независимым от всех, кроме своего сюзерена! Беренгария, уедем! Немецкие рыцари отвоевали у варваров с Балтийского побережья множество земель, мы сможем купить или заслужить лен в пределах Польского королевства или Ливонии! А можно вообще скрыться в русских землях герцога Всеволода! И никакой Рамон или Ричард нас там не найдут!
— Теперь еще вспомни о том, что ты обладаешь особенными умениями, унаследованными от первых Меровингов, — вздохнула принцесса. — Что любая корона — твоя по праву крови…
— И не только крови, — буркнул Хайме. — Хотя… Все-таки именно кровь имеет здесь решающее слово.
— То есть? — не поняла Беренгария. — Хайме, за долгое время нашей дружбы ты столько раз бросал невнятные намеки о происхождении вашей семьи, что мне иногда становится страшно. Объясни.
— Не хочу, — замотал головой младший Транкавель. — Это не ко времени и не к месту.
— Ничего подобного! — заупрямилась принцесса. — Ко мне приходит человек, который хочет меня украсть из-под венца, лишить короны Англии и увезти в какую-то Польшу, и в то же время отказывается от… От того, чтобы…
— Я понял. Но, думаю, что ты выставишь меня за дверь, услышав правду.
Хайме изрядно напрягся, а Беренгария почувствовала, как этот странный, но столь привлекательный и близкий для нее человек борется с самим собой. Только в чем состоит смысл этой битвы — непонятно. Разумеется, у семьи де Транкавелей есть свои тайны, причем тайны, недоступные разуму обычных смертных — взять хотя бы врожденные способности к тому, что обычно называют колдовством или загадку фамильного замка… Однако Беренгария достаточно насмотрелась на Бешеное Семейство и начала кое в чем понимать этих людей, обладающих либо древним благословением, либо столь же древним проклятьем.
А значит, будет способна понять и самое сокровенное.
— Если я выставлю тебя за дверь, ты влезешь через окно, — парировала принцесса. — В Святом Писании сказано: «Исповедуйтесь друг другу». Я готова выслушать. Только рассказывай не известные мне предания о потомках короля Дагоберта, а истину, которую ты столь долго скрывал.
— Истину? — ощерился Хайме. — Истину, за которую меня сожжет любой церковный суд? Ты слышала о Книге Ренн-ле-Шато?
— Книга? — вздернула брови принцесса. — Ты же мне сам рассказывал! Ваша генеалогия, семейная хроника. Ну и что? Такие книги хранятся в библиотеке каждого уважающего себя рода. Ваша просто более длинная, запутанная и древняя, нежели остальные.
— Древнее не бывает, — отрешенно сказал Хайме. — Я до сих пор не могу понять, изложена там правда или строки были нашептаны… дьяволом. Хорошо, я могу исповедаться. Я грешен. Грешен в гордыне. Грехе, заразившем всю мою семью многие столетия назад. Грехе, из коего проистекают все прочие. Книга, о которой я говорю, была написана больше тысячи лет назад, во времена Рима. Когда на месте Лангедока цвела провинция Великой империи, называвшаяся Септимания. Книга многократно переписывалась, ибо никакой пергамент не выдержит гнета столь долгих лет. Потом в нее добавлялись главы хроник, летописей, но первые пятьдесят страниц оставались неизменными.
— О чем они? — с чувством подступавшей холодной жути переспросила Беренгария. — Тысячу лет назад? Времена Нерона Августа?
— Раньше, — сказал Хайме. — Первый век по Рождеству. Сороковые или пятидесятые годы. История одной иудейской семьи, перебравшейся из завоеванной и разгромленной Иудеи в земли, которые сейчас называются Лангедоком. Знаешь, кем написана Книга или кому приписывается?
— Кому? — Беренгария ощутила, что по коже пробежали искорки мороза. Может быть, лучше было не спрашивать? У Хайме сейчас такой вид, будто его вопрошают на Страшном Суде о всех вольных или невольных прегрешениях, и чаша весов перевешивает от золотистой райской белизны к багровым отсветам Преисподней.
— Святой Марии Магдалине. Это Евангелие. Книга Благовести, не вошедшая в Святое Писание и, видимо, неизвестная никому из ныне живущих отцов Церкви. Описание последних дней Господа нашего Иисуса Христа и… и того, что случилось потом.