— Это такой особенный немецкий прикол, в который русские не въезжают? — в груди начала подниматься волна злости. — Никого и ничего тут нету!
Пошел односторонний диалог на норманно-французском. Фраза Гунтера, пауза, новая фраза. Домовой Казакова рассмотрел и даже обнюхал. Запах не понравился. Сказал, что таких людей раньше он вообще никогда не видел и общаться с ними не хочет.
Запах не понравился. Сказал, что таких людей раньше он вообще никогда не видел и общаться с ними не хочет. Это не совсем человек. Думает не по-человечески. Поэтому и не видит.
Гунтер перевел. Казаков, сжав зубы от ярости, рубанул ребром ладони по пустоте, она словно чего-то коснулась, но это ощущение мигом исчезло. Спустя мгновение в лоб новоявленного оруженосца полетел снаряд в виде крупного зеленого яблока. Так по-хамски с домовым никогда не обращались.
— Твою мать! — орал Казаков на ничего не понимающего германца. — Охренел? Еще одна такая шутка, и… И сдохнешь! Понял?! Сдохнешь! Никаких «если», никаких «но»! Просто сдохнешь!
Русский, кипя от злости, вылетел из землянки, хлопнул дверью так, что пыль с потолка посыпалась, схватился у поленницы за топор и, хотя дров было достаточно, а света маловато — луна да звезды — начал ожесточенно раскалывать березовые поленья.
Оскорбленный домовой, потирая лапкой ушибленную спину, отправился в свою нору. Захватив попутно черную жилетку с карманами, принадлежавшую обидчику (она потом была спрятана за алтарь отца Колумбана), и маленькую баклажку с вином — видимо, для поправки нервов.
Наутро жилетку-разгрузник искали все, а Казаков неустанно обвинял Гунтера в похабных шутках. Даже увещевания смиренного отца Колумбана не подействовали, хотя Казаков за последние дни проникся к рассудительному отшельнику изрядным доверием и уважением.
— Понимаешь ли, сын мой, — пытался разъяснить отец Колумбан, — когда я спросил тебя, веришь ли ты в Бога, ты ответил очень странно: «Я полагаю, там наверху кто-то есть». Никогда не слышал подобных слов. Ты не читал святого Ансельма Кентерберийского?
— Нет, — угрюмо ответил Казаков. — А в чем дело? Это как-то связано с пропажей моей одежки?
— В значительной мере, — улыбнулся монах. — Святой Ансельм доказывает бытие Божье такими словами: « Бог обязан существовать потому, что я могу вообразить его как существо, обладающее всеми совершенствами, в том числе существованием ». Тебе эти слова не кажутся логичными?
— Не кажутся, — подумав, ответил Казаков. — По-моему, это бред. Глупость. Может существовать собственно вещь и вместе с тем — представление человека об этой вещи. Можно думать о желуде на ветке дуба, даже если этого желудя нет.
— Соображаешь, — согласился отец Колумбан. — Спорить со святым Ансельмом — ничего себе! Но мы говорим о домовых и о том, почему ты их не видишь. Я домового вижу, сэр Мишель видит. Гунтер видит. А ты — нет. И в то же время домовой прячет твои вещи. Кто-то ведь это делает?
— Гунтер, — упрямо набычился Сергей и наябедничал: — Он в меня еще вчера яблоком кидался.
— Ага, ага! — возмутился германец. — Я сидел ближе к выходу, а яблоко прилетело со стороны стола!
— Рогатка и спусковой механизм на веревочке, — фыркнул Казаков. — Детские шутки. Так что святой Ансельм? У него тоже жил домовой?
— Наверняка, — расхохотался старый монах. — Итак: ты можешь вообразить существование домового, но твое сознание — на мой взгляд, очень извращенное удивительным миром, из которого ты прибыл — отказывается воспринимать присутствие этого существа. Если я во что-то не верю, значит, этого нет. В точности по святому Ансельму…
Казаков вспомнил свои старые размышления о Fantasy и задал дурацкий вопрос:
— Отче, а эльфы у вас здесь водятся?
— «Водятся» кабаны в лесу, — ответствовал отшельник, усмехаясь в бороду.
— А эльфы — живут. И не эльфы, а сиды. И не здесь, а в Ирландии. Иногда в Шотландии встречаются. Редко, правда. Только, боюсь, сынок, ты, столкнувшись нос к носу с самым прекрасным Туатта Де Даннан, просто его не заметил бы. Потому что сид не вписывается в твое представление о мире. Впрочем, не переживай, большинство людей тоже не могут увидеть настоящего сида. Какие сиды в христианской вселенной? Хочешь совет? Живи спокойно, только вечером поставь возле очага мисочку с молоком и извинись. Громко. Мой домовой, знаешь ли, ба-альшой шутник. Проснешься утром, а сапоги доверху навозом набиты.
Разгрузник вернули следующим утром. Но мелкую гадость все-таки сделали — все карманы жилета оказались наполнены подгнившими желудями. Казаков по-прежнему подозревал Гунтера, хотя тот принципиально ушел ночевать в замок и сделать этого никак не мог.
Более ничего особенно страшного не происходило. Казаков, плюнув на все условности, попробовал начать нормально обживаться. Учился ездить на лошади — выяснилось, что конь, основное средство передвижения, требует массы забот, почище чем самая привередливая машина. Во-первых, он живой. Во-вторых, пока не научишься нормально контактировать с лошадью, он нее следует ожидать любых подвохов. Лошади — твари хитрые и пакостные. В-третьих, лошадь принципиально не умеет или не хочет обслуживать себя самостоятельно. Ее нужно кормить, чистить, купать, подковывать, она может застояться или, наоборот, устать. Следует постоянно проверять всякие мелочи: не натерло ли седло, не треснуло ли копыто и не попал под подкову камень. Здоровы ли зубы. Не воспалились ли глаза. Сотни мелочей. Поэтому-то в любом поместье, от баронского до королевского, служит масса конюхов, а должность королевского конюшего считается хоть и самой хлопотливой, но и самой почетной. Конюший по статусу приравнивается к министру.