— Природа тут у вас красивая, — сказал Реджи.
— Не фиг тему менять, — сказал Силен. — Впрочем, ты прав. Места неплохие. Хочешь, я тебя потом на рыбалку свожу?
— Я не большой любитель рыбалки.
— А чего тут любить? Наливай да пей.
Они шли сквозь рощу, в которой резвились дриады. Дриады были чем-то средним между девушками и молодыми деревьями. Реджи не мог точно определить, что в них от девушек, а что от деревьев, но общий эффект не был ему неприятен.
«Что-то мне все это подозрительно, — подумал Реджи. — Вторая миссия подряд, как я попадаю в довольно приятные места и встречаюсь с относительно приятными личностями». Реджи терпеть не мог, когда все так хорошо начиналось. В конце за это приходилось слишком дорого платить.
Илья Муромец лежал на печи в своей любимой позе «сытый гиппопотам» и довольно мурлыкал себе под нос. В Триодиннадцатом царстве все было спокойно. Проученные хазары копили в своих степях силы для новой попытки, Кащей Бессмертный окончательно умер и вроде бы не собирался воскресать, Змей Горыныч в последнее время вел себя прилично и никого не похищал, а князь Владимир наконец-то проявил уважение к главному былинному богатырю и отдал под его командование целую дружину.
В общем, жизнь удалась.
Муромец собирался немного отдохнуть от былинных подвигов и пожить в свое удовольствие. Единственный человек, который мог это удовольствие испортить, — Иван-мудрец, недавно превратившийся в Ивана-дурака, уже не представлял опасности.
Единственный человек, который мог это удовольствие испортить, — Иван-мудрец, недавно превратившийся в Ивана-дурака, уже не представлял опасности. Дурак не может навязывать богатырям выполнение непонятных миссий. На то он и дурак, чтобы самому с ними париться.
Эх, хорошо, подумал Муромец, и тут в дверь богатырской избы постучали.
Стучавший явно пытался сделать это аккуратно, но у него не вышло. Стены заходили ходуном, а с потолка посыпалась побелка.
Иногда просто беда с этой богатырской силой.
— Входи, Леха, — сказал Муромец.
Смущенный Алеша Попович протиснулся в дверь и разместил свое тело на лавке.
— Откуда ты знал, что это я, старшой?
— Кто еще может действовать с деликатностью бешеного слона и беспокоить меня в неурочное время? — риторически вопросил Муромец. — Вернулся из патрулирования, как я погляжу.
— Вернулся, старшой.
— Ну и как там в патрулировании? Все спокойно?
— Не совсем, старшой.
— Проблемы? — Муромец изумленно изогнул правую бровь. — Я надеюсь, ты уже все разрулил?
— Не совсем, старшой, — снова вздохнул Алеша.
— Ты меня удивляешь, — сказал Муромец. — Более того, ты меня беспокоишь и даже пугаешь. Что же это за проблемы такие, что с ними не может справиться целый былинный русский богатырь?
— Да как бы тебе объяснить, старшой…
— По возможности доступно, — сказал Муромец. — Используя для этого нормальные русские слова. Или я слишком многого от тебя требую?
— Ну, в общем… как бы да… а он… и ржет, собака… Я такого отродясь не видывал.
— Слова русские, — согласился Муромец. — И в какой-то степени даже нормальные. Только я все равно ничего не понял.
— Э… Вот…
— Попробуем задать наводящие вопросы, — сказал Муромец. — Где?
— В Лукоморье.
— Нездоровое место, — сказал Муромец. — Вечно оттуда всякая пакость лезет. Кот еще этот.
— Нету кота, — выпалил Алеша.
— Куда же он делся? Я думал, его с этого дуба калачом не сманишь.
— Кранты коту, — сказал Алеша. — Собственно, это и есть часть проблемы.
— Пока я вообще никакой проблемы не вижу, — сказал Муромец. — При вести о смерти этого поганца и слезинки из моего глаза не выкатится. Он на нас всех контракт заключил и тварь эту в сапогах науськал. И кто его порешил?
— Он… Оно… Чудище.
— Поганое? — уточнил Муромец.
— Классификации не поддается, — сказал Алеша. — Никогда в наших краях такие не водились.
— Мутации, блин, — вспомнил старшой богатырь мудреное слово. — Экология портится, вот и чудища с каждым годом все страшнее. Какое оно из себя-то?
— Собака.
— Логично, — сказал Муромец. — Собака задрала кота.
Законы природы, и ничего ты с ними не сделаешь.
— Страшная тварь, — продолжил описание Алеша.
— Ротвейлер со стальной челюстью и капающей с клыков кровавой слюной? — предположил Муромец.
Алеша вздрогнул.
— Нет, — сказал он. — Вроде беспородная. Дворняга в смысле. Здоровая такая, что твоя лошадь. И ржет.
— Минуточку, — сказал Муромец. — Так оно все-таки собака или лошадь? Я в том плане интересуюсь, что собаки вроде бы не ржут.
— А она не как лошадь ржет, а как человек. И разговаривает по-нашему.
— Ага, значит, чудище говорящее, — сказал Муромец. — А ты говоришь, не поддается классификации. Особые приметы у него есть?
— А то, — сказал Алеша. — Примет у него куча, и все особые.
— Думаю, тут ты прав. Говорящую собаку размером с лошадь трудно перепутать с кем-то другим.
— Еще у нее две головы, — сказал Алеша.
— Точно, мутант, — сказал Муромец. — Мало нам трехголовых змеев, так еще двухголовые собаки бегать повадились. Интересно, сколько голов у детей будет, если эту тварь с Горынычем спарить.
— Он Горынычу скорее все три глотки перегрызет, — сказал Алеша. — Хотя, если подумать, есть в этой твари что-то змеиное.