Вскоре лес кончился, и начались луга. Здесь пожаров не было, и трава росла высокая, сочная, но темная, порой в синеватых пятнах, точно порченая. В этом мире нигде не было добра. Острые края осоки резали руки. Под ногами хлюпала вода. Пахло гнилью. В тумане путники едва видели друг друга.
Теперь одноглазый шел впереди. С трудом передвигая ноги, Аэйт думал о том, что эта ночь, скорее всего, будет для него последней. Разве что он догонит одноглазого и прямо сейчас, пока еще остаются силы, сделает попытку перерезать ему горло.
Луг закончился. Они ступили на лесную дорогу, давно уже заросшую. Ветви заплели ее, кустарник поднялся между колеями, выбитыми некогда тележными колесами. В лесу было уже темно, но Аэйт упорно шел вперед, изредка подгоняя одноглазого. В чаще по обе стороны от дороги мелькали неприятные тени с горящими глазами, но близко подходить они не решались. Несколько раз доносился хриплый смех. Аэйт лишь мотал головой и упорно продолжал идти.
У него снова заболела старая рана на руке. Временами сознание его мутилось, и ему чудилось, будто он вновь бежит из плена, не зная о том, что ноги сами приведут его обратно, куда бы он ни пошел.
Потом сознание начало раздваиваться. Он словно видел сам себя со стороны. И пока один Аэйт шел, спотыкаясь, по глухому лесу, второй откуда-то издалека наблюдал за ним и тщетно старался объяснить, как бесполезны его попытки спастись.
А потом появился третий Аэйт и крикнул: «Я иду искать Элизабет!» И сразу все исчезло. Остался только младший сын Арванда, шатающийся от усталости, голодный, но все еще живой. И очень упрямый.
Уже светало. Туман постепенно рассеивался. На траве и в паутине вспыхнула роса, и от ярких оранжевых огней Аэйту на мгновение стало легче дышать. Он был с ног до головы покрыт испариной. Все завязки на груди и горле он давно распустил, но все равно задыхался, таким густым и влажным был воздух. Небо окрасилось в багровый цвет. Постепенно оно темнело, становясь фиолетовым. Далекое солнце было окутано испарениями.
Аэйт споткнулся и упал. Гибким движением одноглазый повернулся к нему и бросил на него жадный взгляд.
— Я еще жив, — хрипло сказал Аэйт и встал. И, видя, что его спутник по-прежнему стоит, облизывая губы, прикрикнул: — Да иди же, стервятник!
Но не успели они сделать и десяти шагов, как впереди послышались пыхтение и топот. Какое-то массивное существо уверенно ступало по сырой земле, время от времени шлепая по ней чем-то тяжеловесным.
Аэйт поднял голову, чувствуя страшную усталость.
Вскоре существо показалось между деревьями. Это была гигантская ящерица, которую можно было бы принять даже за дракона, будь у нее крылья. Она яростно раздувала красноватые ноздри, из которых вырывалось легкое огненное облачко. Рот ее был разорван удилами, с которых капала темная кровь. Она быстро переставляла короткие сильные лапы и изредка ударяла хвостом по опавшей хвое.
На ящерице восседала старуха в рваных парчовых юбках. Меховой плащ окутывал ее плечи, седые волосы разметались по плечам. Безжалостно дергая поводья, она подгоняла ящерицу и поносила ее последними словами. Поводья извивались у нее в руках, и Аэйт увидел, что это были живые змеи.
Заметив Аэйта, старуха резко остановила ящерицу и соскочила с ее спины. Аэйт медленно встал. Маленькие злые глазки старой ведьмы впились в него, потом скользнули по спутнику Аэйта, и в них появилось нескрываемое веселье. Ведьма разинула рот, выставив длинные желтые зубы, и громко захохотала.
Одноглазый смотрел на нее, словно силясь что-то вспомнить, и вдруг закричал и бросился к Аэйту, хватая его за рукава. Аэйт отстранился. Одноглазый упал на землю, царапая пальцами по хвое, как будто хотел зарыться в нее.
— Свет Хорса на вашем пути, госпожа, — вежливо сказал Аэйт.
Ведьма ухмыльнулась и обтерла мокрый рот ладонью.
— «Свет Хорса», — передразнила она. — В этом мире нет никакого Хорса.
Аэйт молчал. Ведьма бесцеремонно рассматривала его.
— Ну! — прикрикнула она. — Что ты здесь делаешь?
— Я заблудился в мирах, госпожа.
— А этого зачем с собой таскаешь? Кто он тебе?
Она потыкала в одноглазого ногой, задирая парчу длинной юбки. Аэйт посмотрел на своего пленника и вдруг поймал его взгляд, испуганный, умоляющий. Это было так неожиданно, что слова «это мой враг» застряли у Аэйта в горле. Вместо этого Айэт сказал:
— Не смотрите на него, госпожа. Он тень и не отвечает.
— Жалеешь, — хмыкнула ведьма. — Ох, какой дурак… Поверь старухе: первое правило — не жалей нежитей. К добру сие не приводит.
Ящерица неожиданно ткнула старуху мордой под колени, так что ведьма чуть не растянулась на хвое.
К добру сие не приводит.
Ящерица неожиданно ткнула старуху мордой под колени, так что ведьма чуть не растянулась на хвое. Обернувшись, она больно стукнула саламандру по носу кулаком, унизанным перстнями. На одном из граненых сапфиров осталась кровь.
— Ах, ненасытная утроба! — крикнула ведьма. — Жри, коли проголодалась.
Саламандра отползла, волоча тяжелый хвост, обвилась в сторонке вокруг высокой сосны и запылала. Огромный оранжевый факел взвился в хмурое фиолетовое небо, и мрак от этого сгустился еще больше.