— Он не раб, — хмуро сказал кузнец. — Не трогай его, колдун.
— Твоя сестра хотела, чтобы я ушел. Я уйду, если ты отдашь мне его.
— Нет, — сказал кузнец.
С минуту он бесстрашно смотрел в ярко-синие глаза бродячего чародея, и Синяка первым отвел взгляд.
— Эоган, — повторил он, — этот мальчик попал к вам не по своей воле. Я пришел забрать его. Больше мне от вас ничего не нужно.
Кузнец покачал головой.
— Я не отдал его колдуну нашего племени. Почему я должен отдавать его тебе? Послушай, странник, я и сам знаюсь с силой и умею различать ее в других. Мое могущество — от Хозяина, в нем нет добра, потому я стараюсь не пускать его в ход. Наш колдун пьет чужую кровь и умывается чужой болью. А этот мальчишка наделен чистой и светлой силой, и будь я проклят, если не стану охранять его от ваших грязных лап.
Синяка выпустил Аэйта, но юноша не уходил. Он жался к плечу чародея и жалобно таращился на кузнеца.
— Давай спросим его, — предложил Синяка. — Раз он не раб, пусть отвечает.
Эоган посмотрел в испуганное лицо Аэйта и сказал очень мягко:
— Ты можешь выбирать, Аэйт.
Аэйт медленно зажмурился.
— Синяка, — прошептал он, — Мела с тобой?
— Да.
Тогда Аэйт открыл глаза и посмотрел прямо на Эогана.
— Пусть свет Хорса будет на твоем пути, Эоган, — сказал он дрогнувшим голосом. — Я хочу уйти к моему брату.
Считая разговор законченным, Синяка встал и двинулся к выходу. Эоган не пошевелился. Он только ссутулился, точно его придавила какая-то тяжесть. Аэйт сделал несколько шагов и вдруг остановился.
— Синяк, — сказал он нерешительно, — они ведь тут меня заколдовали… Я пытался было удрать, но не смог. Ноги сами приводили меня обратно.
Из полумрака донесся низкий голос Эогана:
— Это не моя работа. Можешь не смотреть на меня зверем. Это наш колдун…
— Я еще не знаю, как снять заклятие, — сказал Аэйту Синяка, — но что-нибудь придумаю.
Ты мне веришь?
Не отвечая, Аэйт вцепился в его руку. Чья-то темная фигура появилась в дверях, и когда Синяка шагнул вперед, вихрем налетела на него, едва не сбив с ног. За синякиной спиной поднялся со скамьи Эоган.
— Что тебе нужно в моем доме, колдун?
— Кого привечаешь, кузнец? — завизжал в темноте колдун, размахивая руками. Амулеты и украшения, свисавшие с его одежды, мелодично звякали, но их тонкий звон заглушался скрипучим неприятным голосом. — Ты хочешь продать наше племя грязным морастам! А, гаденыш! — выкрикнул Алаг, протягивая к Аэйту костлявую руку и хватая его за косы. — Волосатая скотина! Я доберусь до тебя, и тогда десять кузнецов не смогут тебе помочь!
Аэйт молча, яростно отбивался.
— Оставь его, — сказал Синяка вполголоса.
Кузнец сдавил руку колдуна своими лапищами, так что Алаг скрипнул зубами от боли.
— Тебе сказали же, — процедил Эоган, — оставь его.
Алаг выпустил мальчишку, отступил на шаг и начал бормотать свои жуткие вирши, сотрясаясь всем телом в конце каждой фразы. Скрипучий голос, монотонно и ритмично повторяющий рифмованную ахинею, звон серебряных подвесок, резкие движения рук — все это внезапно сгустило в кузнице воздух. Огонь почти погас. Аэйт в смертной тоске обхватил голову руками и сел на пол. Даже Эоган привалился к стене плечом и тяжело задышал, а потом закашлялся.
Глаза Алага горели в темноте, светясь, как у зверя. И они злобно смотрели на Синяку. А оборванец, невесть откуда взявшийся, расставил ноги в стоптанных сапогах и с любопытством воззрился на колдуна, словно не понимая, что происходит. Алаг начал задыхаться. Наконец, когда он остановился, чтобы глотнуть воздуха, Синяка хмыкнул:
— Ты это что — заколдовать нас хочешь, что ли?
Алаг замер с раскрытым ртом. Ничуть не интересуясь состоянием колдуна, Синяка наклонился к Аэйту.
— Дай руку. Нам пора уходить.
Аэйт помотал головой, сидя на полу. По его лицу неудержимо катились слезы.
— Иди… — выговорил он с трудом. — Скажи Меле… Ну куда я такой пойду? Я умираю, Синяка…
— Глупости, — сказал Синяка, хватая его за подмышки и с силой поднимая на ноги. — Никто здесь не умирает.
Аэйт прижался к нему, хватаясь за синякину одежду. Чародей обнял одной рукой и прошептал ему в самое ухо:
— Перестань дрожать.
Неожиданно Эоган сказал прерывающимся от удушья голосом:
— Ты, кто без имени, — ты можешь раздавить эту гадину?
— Могу, — ответил Синяка, равнодушно глядя на съежившегося в углу Алага.
Сквозь кашель Эоган выкрикнул:
— Так сделай это!
Аэйт никогда не видел кузнеца таким взволнованным. Но Синяка ответил спокойно и грустно:
— Всемогущество развращает. Раз обратившись к нему, я уже не смогу остановиться. Прости, Эоган. Ты лучше моего знаешь, что мне нельзя гневаться. Разбирайся сам с этим взбесившимся заклинателем.
Алаг отполз в угол, когда Синяка, прижимая к себе дрожащего Аэйта, прошел мимо, и что-то пробормотал ему в спину.
Синяка резко обернулся.
— Клянусь Черной Тиргатао, тебе лучше не испытывать моего терпения.
— Твой гаденыш уйдет от тебя, — изнемогая от злобы, прошипел колдун. — Он прибежит ко мне. Я его хозяин. Я выпью его силы, я отберу у него разрыв-траву.
— Он прибежит ко мне. Я его хозяин. Я выпью его силы, я отберу у него разрыв-траву. И ни ты, оборванец, ни этот твердолобый холуй Подземного Хозяина мне не помеха.
Он перевел свои горящие глаза на Аэйта и поманил его к себе.