— Хорошо, — хмуро кивнул Ингольв, который ничего не понял из этого невнятного объяснения. — Дальше.
— Синяка забрел в наши земли, и мы с братом подстрелили его тень.
От всей этой чертовщины Ингольва уже не первый год с души воротило. Устало глядя в ясное лицо Аэйта, он спросил:
— Что значит «подстрелили тень»? Это что, один из обрядов черной магии?
— У нас «тенью» называют спутника воина, — пояснил Аэйт. — Например, мой брат Мела — воин, а я — его тень. Понимаешь?
— Значит, Синяка был не один? Ты, кажется, только что говорил, что он одинокий…
— Он одинокий, но не один. С ним… никогда не угадаешь, кто!
— Я не собираюсь ничего отгадывать. Или ты рассказываешь все, что знаешь, или я зову сюда стражу.
На всякий случай оглянувшись на дверь, Аэйт сказал:
— Прости. Шутка не вовремя — та же грубость. С Синякой был великан. Когда-то он сидел на цепи в подвале у Торфинна, но потом Синяка его оттуда забрал. И теперь бедное чудовище помешалось на почве преданности своему избавителю.
Ингольв опять замолчал. И о великане Торфинн тоже как-то вспоминал; стало быть, болотный мальчишка действительно встречался с Синякой. С великим магом, у которого нет имени.
Аэйт терпеливо ждал, поблескивая в полумраке светлыми глазами.
— Он, наверное, очень богат? — спросил Ингольв.
— Синяка? — Аэйт заморгал от неожиданности. — Да ты что! У него ничего нет. Он явился в нашу деревню босяк босяком. И жутко голодный, к тому же.
Ингольв смерил Аэйта тяжелым взглядом.
— Да, это на него похоже… Сядь, — велел он. — Что он говорил тебе про меня?
Аэйт опустился на мягкую волчью шкуру, постеленную на полу у ног капитана.
— Сказал, что я должен тебе довериться. Что в вашей семье никогда не предавали чужого доверия.
На миг из необозримой дали времени и пространства перед глазами Вальхейма встало милое лицо Анны-Стины, полустертое, размытое, болезненно любимое до сих пор.
— Будь ты проклят, мальчишка, — прошептал Ингольв. — Что же ты со мной делаешь?
— Прости, — сказал Аэйт тихонько и потерся лохматой головой о его колено.
— Я не хотел причинять тебе боль. Мне некого просить о помощи.
— Я не смогу помочь тебе, — сказал Ингольв своим прежним спокойным голосом. — Сдвигать границы миров я не умею, а заставить Торфинна не в силах.
— Отдай мне брата, если он еще жив, и позволь нам уйти, вот и все, о чем я прошу, — сказал Аэйт.
Ингольв молчал, опустив голову. Его тень неподвижно чернела на стене. Дрова трещали в камине, и в комнате было уютно и тепло. И хотелось забыть о чужом мире, расстилавшемся за стенами замка, о холодных зеленых водах, текущих сквозь ночь по всем мирам, нанизанным на реку Элизабет.
Наконец Вальхейм заговорил:
— Послушай меня, Аэйт. Я, может быть, и выполнил бы твою просьбу. Мне нужно лишь одно: чтобы вы двое никогда больше не приближались к замку… Но ты не подумал о том, что после вашего побега Торфинн почти наверняка расправится с…
Аэйт приготовился услышать: «со мной», но капитан склонился к нему и заключил вполголоса:
— …со скальными хэнами? Сегодня я схватил двоих, а завтра он может приказать мне уничтожить весь их народец.
— Уничтожить? Но за что?
— Если вы сбежите, хэны приютят вас. Для Торфинна этого будет довольно.
— И ты сделаешь это?
Ингольв промолчал. Аэйт с горечью смотрел в его потемневшие глаза.
— Неужели ты просто раб, Ингольв Вальхейм?
Ингольв не успел ответить, потому что в дверь постучали, и тенорок оруженосца Феронта вкрадчиво произнес:
— Ваше благородие, их милость велят передать, что они стоят тут за дверью и желают видеть вас немедленно.
Аэйт метнулся к столу. В последнюю секунду Ингольв поймал его за руку и подтолкнул к своей кровати.
— Полезай под одеяло, быстро, — сказал он Аэйту в ухо.
Наверное, правильнее было бы выдать Аэйта Торфинну. Это позволило бы избежать многих бед и тревог в дальнейшем. Сейчас у капитана просто не оставалось времени на раздумья. Однажды Торфинн содрал с пленного кожу — по кусочкам, с живого — и эта картина некстати встала у Вальхейма перед глазами.
Аэйт юркнул в кровать. С шумом отодвинув тяжелое кресло, Ингольв поднялся и открыл дверь.
Торфинн переступил порог, огляделся, потом упал в кресло, точно ноги отказывались держать его. После долгой паузы старый чародей сплел пальцы рук и поднял глаза.
— Хочешь знать, зачем я пришел, а?
— Как я могу спрашивать отчета у вашей милости?
Торфинн помолчал, пытаясь совладать с собой. Подбородок у него прыгал, руки тряслись. Наконец, он выговорил:
— Ингольв, мне страшно! Мне страшно, как никогда в жизни… Я знаю, я заранее знаю: что бы я ни сделал, это будет ошибкой. Нет, нужно положиться на удачу… Или нет… Я хочу, чтобы здесь все зависело не от меня… Ты простой солдат, ты ничего не смыслишь в магии… Ведь можешь же ты случайно выбрать верный путь? Скажи, Ингольв! Ведь ты можешь!..
— Буду рад помочь вам, ваша милость.
Торфинн раздраженно посмотрел на него.
— «Ваша милость, ваша милость»! Оставь этот тон… Мне нужен друг, советчик, близкий человек… Ингольв, спаси меня! Что мне делать с этими двумя?
— Я отпустил бы их, ваша милость, — осторожно сказал Ингольв. — Если вам предсказана гибель от бродяги с чужим оружием в руке, то лучше бы держать этого бродягу подальше от замка.
— Нет! — вскрикнул Торфинн, приподнимаясь. — Ты тоже… Ты… Ищешь способа убить меня? Их надо уничтожить, сжечь, а пепел утопить в реке Элизабет, чтобы он не нашел покоя ни в одном из миров… Вот единственное спасение. — Он встал. — Я ненавижу тебя. Жалкий ублюдок, я хотел сделать из тебя друга и спутника. А ты просто раб, и к тому же, подлый, как все рабы…