Сквозь застилавшую глаза пелену Аэйт смутно различал бескрайнюю равнину и цепь далеких гор, за которую уходило солнце, оставляя в черных тучах фиолетовые пятна.
Сквозь застилавшую глаза пелену Аэйт смутно различал бескрайнюю равнину и цепь далеких гор, за которую уходило солнце, оставляя в черных тучах фиолетовые пятна. Он видел одинокие деревья с голыми ветвями и мертвых птиц, окоченевших на сухой растрескавшейся земле.
Посреди долины в землю был вонзен меч, от которого исходил жар. И в этом слиянии стального клинка и голой земли была запечатлена первозданная жестокость, и ее высший миг длился вечно. Над мечом сияла в тучах алая звезда.
И к этой звезде обращался Аэйт. Он звал ее, и она отвечала.
Он не понимал, что он делает и почему. Крепче сжав зубы, он вскинул левую руку с черным крестом на ладони. До него донесся отчаянный крик, такой сильный, что ветер пронесся по равнине, шевеля перья мертвых птиц. Меч под звездой горел ярким белым светом.
Незнакомец кричал, стоя на коленях, потом упал лицом вниз. Пистолет рассыпался прямо у него в руках. Пальцы хватали песок и камешки. Страшная неведомая сила избивала его. Оглушенный болью, он корчился на песке, готовый потерять сознание.
— Хватит, — выдавил он. — Перестань.
В неведомой дали Аэйт не слышал его.
Меч пылал все ярче, и Аэйт вдруг понял, что если не отведет от него глаз, то навсегда останется на этой мертвой равнине и проведет жизнь в бесплодных поисках дороги назад. Может быть, уже поздно, подумал он.
И в тот же миг меч погас, и алая звезда скрылась за тучей. В полной темноте по равнине прошла женщина, волоча по траве подол тяжелого платья, и Аэйт скорее ощутил ее присутствие, чем увидел ее. В ушах у него свистел ветер. Кто-то пел в темноте еле слышно — то ли неведомая женщина, то ли меч, источавший слабое сияние, посылали ему свой голос. А потом, очень медленно, стала возвращаться к нему картина того мира, где он находился, — отмель, скалы, река. Казалось, с живописного полотна стирают верхний слой, постепенно открывая нижний.
Покачнувшись, Аэйт сделал шаг вперед. Голоса стихли, точно обрубленные ножом, и в ярком лунном свете Аэйт сразу же увидел Вальхейма.
Капитан лежал на песке, неподвижный, в неловкой позе, упав на подвернутую руку.
Юноша опустился рядом с Вальхеймом на колени и уложил его удобнее. Тело оказалось мягким и невероятно тяжелым. Выстрел в упор изуродовал его лицо, выбил зубы, оставил черные точки на щеках и вокруг губ. Все еще не веря, Аэйт дернул завязки плаща на шее капитана, тронул ямку между ключицами. Но он уже увидел, как заострились скулы, как помутнели глаза с поблескивающими белками.
Неожиданно мертвый человек показался ему неестественно большим. Все в нем было слишком крупным — руки, голова, каждый палец. Смерть обнажила разницу между ними и сделала это грубо и слишком откровенно. Когда Ингольв был жив, он никогда не казался Аэйту уродом. Сейчас к горлу юноши подступила тошнота, и он отвернулся, не в силах подавить брезгливости. Его душил стыд, но он ничего не мог с собой поделать.
Убийца попрежнему лежал на берегу, раскинув руки, и хрипло, трудно дышал. Аэйт смотрел на него, сблизив ресницы. Это существо хотело выкрасть Золотого Лося — Око Хорса. Оно опасно, потому что его нельзя убить простым оружием. Оно могущественно, ибо в нем заключено Зло, которое больше и старше этого человека.
Аэйт судорожно перевел дыхание и словно со стороны услышал свой жалобный всхлип. Он не успел еще ничего толком понять, а выбора у него уже не осталось. Как будто кто-то указал на него пальцем и велел: уведи эту тварь подальше от болот, отыщи то место, где ей назначена смерть, и уничтожь ее. Великий Хорс, почему ты выбрал именно меня? Ответа на этот вопрос не существовало.
Волна жара окатила Аэйта, и он ощутил слабость в коленях.
Волна жара окатила Аэйта, и он ощутил слабость в коленях. Взять в этот путь Мелу он не сможет. Им предстоит идти через миры. Еще одна граница между мирами — это убьет старшего брата. А Ингольв мертв. Аэйт стоял один на перекрестке, где навсегда расходились пути воина и его тени.
Он тряхнул белыми волосами, отгоняя эти мысли, и наклонился над разбойником. Тот съежился от страха, когда мальчик оперся левой рукой о его спину, а правой осторожно извлек кинжал. Крепкая кожаная куртка бродяги была распорота, однако крови ни на одежде, ни на клинке Аэйт не обнаружил.
Сунув нож за пояс, Аэйт толкнул одноглазого в бок сапогом.
— Встань, — тихо сказал он.
Одноглазый с трудом выпрямился, стоя на коленях, потом зашатался и встал, хватаясь руками за воздух. Он выглядел измученным. Аэйт был ростом ему до подбородка. Втягивая голову в плечи, незнакомец мелко вздрагивал, озирался — он явно хотел убежать и не смел даже шагу ступить.
— Ты убил моего друга, — еще тише сказал Аэйт.
— Разве у тебя могут быть друзья среди людей? — выдавил бродяга, поглядывая на него с затаенной ненавистью.
— Рано или поздно я убью тебя, — сказал Аэйт.
— Ты же видел, колдун, что у меня нет крови в жилах.
— В одном из миров Элизабет должно быть такое место, где тебя можно убить.