Аэйт остановился.
— Хватит на сегодня, — сказал он. — Уже ночь.
Ингольв свалил Мелу на берегу, не потрудившись выбрать место поудобнее, и опустился на ствол упавшего дерева. Он обращался с раненым без всякой деликатности, но когда они остановились на ночь, помог ему напиться, подав воду в горстях. Мела жадно выпил, склонив лицо к этим большим жестким рукам, обтер растрескавшиеся губы рукавом, однако благодарить не стал. Вальхейм этого не заметил. Он встал на колени у берега и начал пить сам, тяжело дыша. Вода стекала у него по подбородку.
Аэйт сидел рядом на земле, скрестив ноги и положив поперек колен длинный меч Гатала. Он улавливал где-то поблизости странное движение. Он не мог объяснить, ЧТО именно он слышал и слышал ли он это вообще, но вокруг на мягких лапах бродила тревога, которая не давала ему покоя. И это была его собственная тревога, не синякина. Где-то на берегах Элизабет притаилось Зло. Старое, умное, сильное. Светлая Сила Аэйта вздрагивала, прислушиваясь к нему.
Внезапно Аэйт понял, что стал гораздо лучше видеть. Он не мог бы точно сказать, кто наделил его могуществом — Торфинн или Безымянный Маг. Но кто бы это ни сделал, жившая в нем Сила рвалась наружу, не желая больше таиться. Она неудержимо влекла его в мир магии и тайного знания, не слушая ни просьб, ни жалоб. Настал момент, когда маленький воин перестал сопротивляться. Он сам не заметил, как перешагнул невидимую грань.
Ингольв натаскал веток и разложил на берегу небольшой костерок. Аэйт хотел было запретить ему разводить огонь, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но потом махнул рукой. Как там говорил Алвари? Чему быть — того не миновать. Он попытался вспомнить, как выглядит бог Чему-Быть, и улыбнулся, так и не вспомнив.
Он подсел ближе к огню и уложил голову брата себе на колени. Аэйт был голоден, но куда больше его беспокоило сейчас другое: голоден был Мела.
— Ингольв, — тихонько позвал Аэйт.
Капитан медленно повернулся и посмотрел на своего спутника так, словно видел его впервые.
Много лет Вальхейм жил в окружении толстых стен. Край света можно было потрогать рукой; там, где заканчивался Кочующий Замок, начинались чужие, враждебные миры, и Вальхейм привык определять их для себя как призрачные или вовсе несуществующие. Внутри же стен текла своя жизнь — сложная, подчас мучительная, полная странностей и загадок, но надежность и привычка сделали ее для Вальхейма единственно возможной.
Теперь стены рухнули. Огромное пространство Элизабет навалилось на него почти ощутимой тяжестью. Ингольв не был готов к этому и чувствовал себя беспомощным.
— Ингольв, у тебя нет с собой хлеба?
А, этот мальчик. Глаза на пол-лица от усталости и голода… Бедняга.
Ингольв покачал головой.
— Жаль, — сказал Аэйт и вздохнул.
Несколько минут они молча смотрели в огонь. Потом Аэйт сказал:
— А ты понравишься Фарзою. Ты похож на него.
— Кто такой Фразой?
— Фарзой, сын Фарсана. Наш вождь.
Ингольв криво улыбнулся.
Потом Аэйт сказал:
— А ты понравишься Фарзою. Ты похож на него.
— Кто такой Фразой?
— Фарзой, сын Фарсана. Наш вождь.
Ингольв криво улыбнулся.
— В таком случае, вам не повезло. Если этот Фарзой и впрямь похож на меня, то ничего хорошего вас не ждет.
Аэйт сморщил нос, и Ингольв спохватился.
— Ах, да… извини… ты же «видишь».
— Вот именно, — сказал Аэйт, не отвечая на иронию. — Ингольв… Разве ты не пойдешь с нами в деревню?
— Нет.
— Напрасно. Тебя бы приняли с почетом.
— Знаю, — просто сказал Ингольв и замолчал.
Огонь потрескивал на берегу, тихо плескала вода и высоко в деревьях шелестел ветер. На реке было пустынно, как на плацу после окончания строевых учений. Где-то там, впереди, спускаясь амфитеатром к заливу, лежал город. И этот город назывался Ахен.
— Ахен, — сказал Аэйт. — Да, понимаю.
Ингольв разозлился.
— Слушай, ты, болотная мелочь, перестань лазить ко мне в душу…
Аэйт виновато заморгал и проговорил так жалобно, что Ингольв чуть не засмеялся:
— Пожалуйста, не сердись. Но нельзя же так кричать…
— Мне казалось, что я довольно тихо говорю.
— Нет, не в том смысле… В тебе все КРИЧИТ: Ахен, Ахен, Ахен…
Ингольв прикусил губу. Потом сказал:
— Почему бы и нет? Ахен — моя родина, и я воевал за него… — И неожиданно для себя добавил: — Только сейчас я начинаю по- настоящему понимать, что такое Ахен. Есть города, созданные именно для того, чтобы в них возвращаться. Одно дело — жить в Ахене и даже сражаться за Ахен. И совсем другое дело — туда вернуться…
Он замолчал.
Вернуться в Ахен. После бесконечного блуждания среди болот и лесов, по грязным дорогам, по пыли и слякоти, под дождем, в жару, когда комары и мошка размазываются по лицу, и все тело пропахло потом и едким дымом.
Вернуться — и этот город встретит тебя как награда. После долгой ночи однажды он встанет перед тобой из золотистого рассветного тумана. Вернуться в Ахен…
Аэйт, внимательно наблюдавший за своим собеседником, тихо спросил:
— Ты возьмешь в Ахен нас с Мелой?
Ингольв кивнул.
— Не сейчас, — сказал Аэйт и посмотрел на Мелу. — Потом, когда кончится война.
Высоко над ними горела белая безмолвная луна, и тихо текли воды Элизабет. В ночном мраке лес надвигался на реку почти зримо, обрывистый берег нависал темной громадой. За несколько жарких летних дней река обмелела еще больше, и песчаная коса, намытая на повороте, была залита лунным светом.