Мела покривил губы.
— Разве меч подаст воды? Принесет хлеба? Он может только убить.
— Меч может позвать на помощь, — ответил Эоган.
Мела вскинул на него глаза.
— Ты шутишь, Эоган?
— Вовсе нет. Я сам ковал его. Скажи мне, как он попал к тебе?
— Забери его, — тихо сказал Мела. — Мне он не принес удачи.
— Как ты завладел им? — повторил Эоган.
— Я поднял его из травы, где он лежал. Гаталу он был уже не нужен.
— Значит, ты бился с вождем?
— Нет. В меня стреляли его лучники, — сказал Мела. — Но если бы я сражался с ним один на один, он победил бы меня. Гатала убил тот, у кого нет имени.
Эоган задумался. Да, Аэйт не ошибался в своем брате. Осталась только одна неясность.
— Зачем ты остриг волосы, Мела?
Мела отчетливо скрипнул зубами.
— Я покрыл себя позором ради Аэйта, — сказал он. — Я украл золото, потому что хотел выкупить его из плена. Фарзой срезал мои косы, отобрал мое оружие, а потом велел сбросить на копья, торчащие вверх наконечниками. Я сам не понимаю, как остался жив. Это колдовство…
Глаза Эогана блеснули так, что Мела ощутил это даже сквозь опущенные веки.
— Не радуйся, Эоган, — проговорил он. — Все это не имеет уже никакого значения. Я рассказываю тебе это только потому, что моя история уже никому не может причинить вреда. Не жди от меня большего. Лучше бы мне умереть тогда, на копьях, чем сейчас…
— Почему ты говоришь о смерти, Мела?
— Я был правой рукой Фарзоя, и Фарзой поставил меня вне закона. Я сложил свою жизнь к ногам Аэйта, и Аэйт меня предал, — ровным голосом сказал Мела. — Только враги были добры ко мне. Когда мир переворачивается и реки начинают течь по небу, остается только умирать. Что ты сделаешь со мной, Эоган? Скажи правду, чтобы я мог набраться мужества.
— Оно тебе понадобится, — отозвался Эоган. — Меч Гатала будет тебе по руке, старший сын Арванда.
— Я не понимаю тебя.
— Я не понимаю тебя.
— Ты уже умер один раз, Мела, — сказал Эоган. — Река послала нам тебя, немого, как дитя, точно ты вышел из ее лона. Я дам тебе другое имя. Я отдам тебе свою сестру, Фейнне. Вместе с мечом Гатала ты поднял из травы его судьбу. А нам нужен вождь.
Мела почти ничего не понимал из того, что говорил ему этот недобрый, проницательный человек. Но то, что он сказал о вожде, было ему понятно.
Подумав немного, Мела спросил:
— Разве ты не можешь сам возглавить воинский союз?
— Нет, — тут же ответил Эоган.
— Почему?
Мела ожидал подвоха, но прямой ответ успокоил его.
— Я колдун.
И это тоже было понятно. Ни один воинский союз не потерпит в своей среде колдуна.
— Решай, Мела, — повторил Эоган.
— Ты, наверное, думаешь, что я захочу отомстить Фарзою за свой позор?
— Нет, — ответил Эоган. — Каждый из нас носит свое наказание в себе. За свою жестокость Фарзой накажет себя сам.
— Стало быть, у меня есть выбор, — медленно проговорил Мела.
— Я могу стать либо вождем своих врагов, либо их рабом.
Эоган усмехнулся.
— В сущности, это одно и то же, — сказал он. — Во всяком случае, для тебя и на первое время.
Мела поднял глаза и долго смотрел на кузнеца.
— Будь по-твоему, — сказал он наконец.
Эоган встал и громко крикнул в глубину дома:
— Фейнне!..
Мела увидел женщину. Она была тонкой и хрупкой, как девочка. Ее молодое лицо, странно похожее на лицо Эогана, показалось ему очень красивым. У нее были такие же светлые узкие глаза, но они не слезились, и в них не было красных прожилок. Длинноватый нос придавал ее лицу гордое выражение. На левой щеке у нее была ямочка, но присмотревшись внимательнее, Мела понял, что это маленький шрам от какой-то очень давней ранки. Может быть, в детстве напоролась на ветку или что-нибудь в том же роде. И когда он подумал о детстве Фейнне, у него вдруг заныло в груди.
Эоган подтолкнул женщину в спину, и она послушно подошла ближе. Она смотрела на Мелу словно из другого времени, из темного забытого прошлого. Две ее тонких косы были переброшены на грудь, и серебро волос тускло блестело, выделяясь на белом льняном платье.
— Вот Фейнне, — сказал Эоган, — она будет твоей женой.
Он еще раз легонько подтолкнул сестру вперед, и она взяла Мелу за руку. Пальцы у нее были узкие и теплые. Она смотрела не на Мелу, а на брата.
Широкоплечий, светлобородый, в рубахе навыпуск, босой, он стоял перед ними, разглядывая их так, словно они были творениями его искусных рук и не успели еще остыть после ковки.
— Вот Мела, старший сын Арванда, — сказал кузнец. — Он будет твоим мужем, Фейнне.
— Как ты скажешь, Эоган, — отозвалась женщина.
Мела прикусил губу. Неожиданно он почувствовал себя обманутым.
Они шли берегом реки, потому что леса здесь были непроходимы. Аэйт видел, как потемнело, меняя цвет, небо, и понял, что Элизабет вновь завела их в другой мир. Теперь его это уже не пугало.
Река постепенно становилась шире. Берега терялись в гиблых комариных топях. Они брели по старой гати, боясь остановиться, чтобы их не засосало в трясину. Заваленная гнилыми бревнами, заросшая осокой, река исчезла в болоте.
Заваленная гнилыми бревнами, заросшая осокой, река исчезла в болоте. Потом болото кончилось, и потянулись рыжие выжженные луга. Тяжелое небо странного темно-фиолетового цвета нависло над ними. Мутное солнце светило сквозь туман.
То и дело им встречались сгоревшие деревни. Над пепелищами белыми пятнами высились печи. Они словно хотели куда-то уплыть, и волны тумана колыхались вокруг них. То и дело путники натыкались на измятые шлемы, гнутые кирасы, ржавые мечи.