Возвращение в Ахен

Но не успел он это подумать, как чьи-то смуглые руки подхватили его за плечи и поднесли к его губам плоскую флягу с водой. Кто-то тихо помянул ясную Ран. Мела сильно вздрогнул и увидел над собой темное лицо с горящими синими глазами…

— Как ты это сделал, Синяка? — повторил Мела.

— Применил парадокс о невозможности движения, — мутно пояснил Синяка. — «Летящая стрела на самом деле неподвижно висит в воздухе, ибо в каждый конкретный миг она покоится в конкретной точке пространства».

Мела моргнул. Физиономия великана осветилась торжеством. Из всего сказанного он понял лишь то, что господин Синяка умнее всех, а Мела — полный идиот, облагодетельствованный по капризу великого господина Синяки. Желая подчеркнуть свою мысль, великан опять вмешался в разговор:

— Понял, Мела? Так-то вот.

И опять на него не обратили внимания.

— Я сам все это плохо себе представляю, — продолжал Синяка.

— Слышал как-то от одного чудака…

— А я думал, ты это в книге прочел, — сказал Мела.

— Я не умею читать, — ответил Синяка.

Он не стал объяснять, как всплыл в его памяти тот давний пьяный разговор и потуги бродячего мыслителя поразить своих слушателей великой мудростью, дабы они поставили ему еще бутылку. На несколько секунд всемогущество Безымянного Мага изменило все законы, по которым протекало бытие за краем скалы. То, что было законом, стало пустым звуком, а парадокс и абсурд превратились на эти секунды в закон. И словесная игра о стреле, которая покоится в воздухе, обернулась самой настоящей реальностью.

Падая со скалы, Мела очутился в парадоксальном пространстве, и тех нескольких секунд, пока длилось это смещение, великану хватило на то, чтобы подхватить Мелу на руки и уложить на землю, подальше от копий, однако так, чтобы со скалы его не было видно. При этом Пузан старался не смотреть в сторону своего господина. Присутствие Безымянного Мага наполняло его ужасом.

— Аэйт говорил, что ты не человек, — сказал Синяке Мела. — Я и сам так думаю. Ты или меньше, чем человек, или намного больше.

— Намного, намного больше, — вставил великан умильно. Ему очень хотелось, чтобы его заметили.

Мела задумчиво посмотрел на свои руки. Запястья распухли и покраснели.

— Зачем ты спас меня? — спросил он.

Синяка дернул плечом.

— Не хотел, чтобы ты умер. А что, нужны еще какие-то причины?

— Не понимаю, — упрямо повторил Мела. — Мы с тобой не друзья. Зачем ты потратил на меня столько сил?

— Да мне это ничего не стоило.

— Ведь я вор.

— Вот это я знал с самого начала.

Мела покосился на него, но ничем не показал, что удивлен.

— Мне нужно было золото, чтобы выкупить у них Аэйта.

Синяка тронул его за руку, осторожно, словно боясь обидеть.

— Мы его освободим, — обещал он. И вдруг насторожился. Несколько секунд он прислушивался к чему-то вдали — ни великан, ни Мела ровным счетом ничего не замечали — а потом быстро сказал: — Нужно уходить отсюда. Кто-то ищет тебя, Мела, и ищет очень настойчиво.

Мела вскочил на ноги.

— Зумпфы, — сказал он. — Неужели они и сюда зашли?

— Нет, это кто-то из твоей деревни.

— Не может быть. Никто из моей деревни не подойдет к телу предателя, — уверенно сказал Мела.

— Послушай меня, Мела, — повторил Синяка, — я не могу приказывать тебе. Ты не Пузан и не моя саламандра. Поэтому я прошу тебя — верь тому, что я скажу. Кто-то из деревни идет сюда, и о том, что ты жив, Фарзой узнает через несколько часов. Возьми с собой копье из этих. Нам надо уходить.

Аэйт, спотыкаясь, брел по лесу. Он не ел уже больше суток. Рана опять воспалилась. Левой рукой он прижимал к груди правую, как капризного ребенка, которого не чаял утихомирить. В глазах у него стремительно темнело и никак не могло потемнеть; тени сгущались, не становясь мраком. Руку то дергало, то жгло, то тянуло. Он ненавидел ее, точно живое существо, злобное, упрямое. Наконец он громко всхлипнул и повалился в сырой мох, зарываясь в него лицом. Он не знал, существует ли на свете сила, способная поднять его и погнать дальше.

Вождь Гатал велел заковать его в цепи, не доверяя магии и не веря в ее силу. Алаг, колдун племени, невысокий сгорбленный человечек без возраста, с уродливо перекошенным лицом, заросший до самых глаз серой клочковатой бородой, в свою очередь, не доверяя такой примитивной вещи, как цепи, прибег к магии. То проваливаясь в мягкую черноту забвения, то выныривая из нее, Аэйт видел, как колдун срезает прядь его волос и жжет их, припевая и приплясывая вокруг маленького костерка, разложенного прямо на земляном полу темной хижины; как натирает его босые ступни золой, беспрестанно бормоча какие-то варварские вирши, о которых никто во всем племени не мог сказать наверняка, были ли они дьявольскими заклинаниями, молитвой или грязной бранью.

Аэйт позволял колдуну делать с собой все, что тому вздумается. Измученный, жалкий, парнишка ни у кого не вызывал интереса. Смутно помнил он, как, закончив заклинание, колдун в изнеможении откинулся на подушку, набитую соломой, и, глядя на него с ненавистью, пробормотал:

— А теперь я погляжу, гаденыш, как тебе поможет твоя разрыв- трава…

Аэйт ощутил, как на него плеснуло зловонной завистью, и поднес ладони ко рту; его затошнило. Он слабо простонал и отвернулся.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111