— Я Аэйт, — сказал он недовольно. — Не кричи. Что случилось?
Хэн поморгал, осваиваясь с тем, что ужасное бледнокожее существо умеет разговаривать.
— Где Алвари? — пролепетал он.
— Здесь я, Кабари, — важно отозвался Алвари. — Восстань на ноги, хэн из Розовой Пещеры, и объясни собравшимся причины столь недостойного для хэна поведения.
Кабари с трудом сел, опираясь на руку Аэйта. Он не смог подавить дрожь, когда белые пальцы коснулись его руки.
— Кто этот незнакомец? — спросил он, не в силах говорить об ином.
— Жертва стечения обстоятельств, Кабари. Отважный мораст из болот другого мира, заплутавший в мирах Элизабет.
Отважный мораст из болот другого мира, заплутавший в мирах Элизабет. С ним его брат, суровый Мела. Хозяин Подземного Огня хранит обоих.
Кабари тяжело перевел дыхание.
— Прошу вас извинить мою несдержанность, — сказал он наконец. — Я принесу хорошие дары оскорбленному мною богу священной Истины «На сердце горе, а рот на запоре». Ох, какое горе, о скальные хэны! Не пришлось бы нам вновь возносить низвергнутых богов, ибо с коварным и злобным врагом следует бороться коварством и жесткостью.
— С каким врагом? — нетерпеливо спросил Аэйт. Он ничего не понимал и уже начинал сердиться.
Кабари вытаращился на него из-под капюшона.
— Разве боги обделили тебя зрением, чужестранец? Разве ты не шел мимо скалы Белые Пятна?
Аэйт пожал плечами.
— Я не знаю здешних названий. Может быть, и шел.
— Разве не видел ты замка, многобашенного грозного замка, которого не было там вчера?
— Видел! — завопил Кари так неожиданно, что Аэйт даже подскочил. — Видел, как же! Стоит, проклятущий! Что ты о нем знаешь?
Кабари горестно поник.
— Он возник сам собой. Он выступил из иных миров. Беда, страшная беда подступила к нашим землям. Ибо если верны древние легенды, то к нам пожаловал сам господин Кочующего Замка — Черный Торфинн.
— Вот и хорошо, — послышался за спиной Кабари голос Мелы. Старший брат Аэйта подошел к ним, привлеченный громким спором.
— Раз этот Торфинн умеет повелевать мирами, значит, он может нам помочь.
— Помочь! — Кабари истерически рассмеялся. — Помочь он, конечно, может. Только никто никогда не слыхал, чтобы он кому- нибудь помогал. Он злой чародей, Черный Торфинн, и признает только силу. А кто сильнее его? Только Тот-Кто-Без-Имени, но о нем лучше и не думать.
Лицо Мелы передернулось.
— Ты прав, — сказал он, — о Безымянном лучше не думать. Но на всякую силу найдется хитрость, а то и другая сила. — Он указал рукой на одного из сомнительных богов, который держал в руке короткий однолезвийный меч. — Вот Истина, которую я возьму себе в помощники. «Пуля дура, штык молодец», не так ли?
Аэйт, не отрываясь, смотрел в гневное лицо брата, и ему делалось не по себе. ЭТОТ Мела казался ему совсем чужим.
Алвари тоже поежился, но совсем по другой причине. Божество, избранное Мелой в качестве своего покровителя, звалось на самом деле «Взявший меч от меча и погибнет». Но маленький скальный хэн не представлял себе, как сказать об этом.
Синяка испустил такой вопль, что великан, который как раз колол дрова, едва не отрубил себе ногу. Он ворвался в хибару с топором в руке и чуть не разнес по пути косяк.
— Господин Синяка! — вскричал он. — Что с вами?
Он выронил топор и облапил Синяку своими ручищами. В последний момент Синяке удалось подхватить кристалл, который едва не выпал из его пальцев.
— Пусти, чудовище, — сказал он, наконец.
Великан отодвинулся и обиженно проворчал:
— Чуть что — сразу «чудовище»…
Удостоверившись в том, что кристалл не разбился и никак не пострадал, Синяка объяснил надувшемуся от огорчения Пузану:
— Я нашел их!
— Да кого нашли — их-то?
Великан все еще дулся, но любопытства подавить не мог.
Уж очень господин Синяка… Как бы это сказать? Неожиданный, что ли…
— Аэйта нашел и Мелу. Помнишь, мы с тобой еще думали связаться с ними через кристалл?
Разомлев от этого дружеского «мы с тобой», Пузан мгновенно простил Синяке все обиды, вольные и невольные, и придвинулся ближе. По дороге он, к несчастью, не заметил брошенного на полу топора, и, наступив на него босой ногой, сильно порезался. Великан взревел, как боевой слон, и упал, высоко задирая раненую ступню. Порез действительно оказался довольно глубоким.
Синяка расстроился. Он присел рядом на корточки, потрогал великанью ступню, потом велел Пузану не двигаться, пока он сходит за полотном и водой.
— А так залечить не можете? — плаксиво спросил великан, кривясь от жалости к самому себе.
— Как это — «так»? — Синяка посмотрел на великана строго.
Под взглядом его потемневших глаз Пузан немного смешался, но все же собрался с духом и ответил:
— Ну, магией…
— Зачем тебе магия, когда и так заживет?
Большой рот Пузана расплылся.
— Как болотную пакость всякую лечить, так за один вечер чародейством… А как слугу своего верного, так сразу «и так заживет»? По-вашему, выходит, если ты великан и из себя большой, так все стерпишь, все снесешь?
— Замолчи, — тихо сказал Синяка, и великан замолчал. Он знал, конечно, что без синякиной магии Мела бы умер и только это заставило чародея обратиться к волшебству. И все же обида жгла чудовище.