— Когда ты построишь эту машину, Гримнебулин?
— Сначала нужно сделать и испытать рабочую модель, вывести математические формулы и все такое. Думаю, чтобы собрать машину, понадобится около недели. Но это только начало, не забывай. — Ягарек быстро кивнул. — Ты уверен, что не хочешь переночевать здесь? Опять собираешься бродить, как вампир, и набросишься на меня в тот момент, когда я этого меньше всего ожидаю? — иронически спросил Айзек.
— Сообщи мне, пожалуйста, Гримнебулин, когда продвинешься в своей работе, — попросил Ягарек.
Айзек улыбнулся в ответ на эту банальную просьбу:
— Конечно, приятель, даю честное слово.
Ягарек пошел к лестнице. Обернувшись, чтобы попрощаться, он вдруг что-то заметил. На мгновение замер, а затем пошел в дальний конец восточного края галереи. Он указал на клетку, в которой лежала огромная гусеница.
— Гримнебулин, — сказал он, — что делает твоя гусеница?
— Да, она чертовски вымахала, — сказал Айзек, подходя поближе. — Жуткого вида жучара, да?
Ягарек, указывая на клетку, вопросительно посмотрел на Айзека.
— Да, — сказал он. — Но что она делает?
Айзек нахмурился и заглянул в деревянный ящик.
Громадная тварь забилась в дальний угол и каким-то образом умудрилась вползти на деревянную стенку. Затем с помощью органического клея, выделяемого из заднего конца, гусеница прикрепилась к потолку. Теперь она висела, тяжело покачиваясь, слегка подрагивая и извиваясь, словно набитый грязью чулок.
Айзек присвистнул, просунув язык между зубов. Гусеница плотно прижала к подбрюшью неуклюжие лапки. Прямо на глазах Айзека и Ягарека она сложилась пополам, словно пытаясь укусить себя за кончик хвоста, затем медленно разогнулась и снова беспомощно повисла. Процесс повторился.
— Смотри, — сказал Айзек, — она чем-то обмазывается.
Там, где гусеница прикасалась ртом к своему телу, она оставляла тончайшие сверкающие нити, упруго растягивающиеся по мере того, как она отодвигала мордочку, и прилипавшие к телу. Волоски на кончике хвоста этого создания были прижаты к телу и казались мокрыми. Огромная личинка не спеша окутывала себя прозрачным шелком, начиная снизу.
Огромная личинка не спеша окутывала себя прозрачным шелком, начиная снизу.
Айзек медленно выпрямился. Он поймал взгляд Ягарека.
— Ну… — сказал он, — лучше поздно, чем никогда. Наконец-то. Это то, ради чего прежде всего я ее купил. Эта тварь окукливается.
Некоторое время спустя Ягарек медленно покачал головой.
— Скоро она сможет летать, — тихо произнес он.
— Не обязательно, старина. Не из всякой куколки получается крылатое насекомое.
— Так ты не знаешь, что это будет?
— Яг, это единственная причина, по которой эта тварь все еще живет у меня. Презренное любопытство. Я неисправим. — Айзек улыбнулся.
На самом деле он разволновался, увидев, что странное существо наконец-то начало действовать так, как от него ожидалось с самого начала. Гусеница окукливалась, проявляя при этом необычайную, утонченную неопрятность. Она делала это очень быстро. Первый слой волокон уже затуманил яркие краски ее пестрой шкурки, которые вскоре совсем исчезли.
Интерес Ягарека к гусенице оказался недолгим. Он снова взгромоздил на плечи деревянные рамы, скрывающие его уродство, и накинул сверху плащ.
— Я ухожу, Гримнебулин, — сказал он.
Айзек оторвал взгляд от гусеницы, целиком завладевшей его вниманием.
— Иди, Яг. Я постараюсь поскорей построить… э-э-э… кризисную машину. Я не спрашиваю больше, когда мы снова увидимся. Ты заглянешь ко мне, как только будет пора.
Ягарек уже стоял на верхней ступени лестницы. Он на мгновение обернулся, помахал Айзеку и ушел. Айзек помахал вслед. Он стоял, глубоко задумавшись, рука еще на несколько секунд задержалась в воздухе. Наконец снова повернулся к клетке с гусеницей.
Влажные нити ее кокона быстро высыхали. Кончик хвоста уже затвердел и стал неподвижен. Это заставляло гусеницу извиваться, ей приходилось проделывать все больше клаустрофобных акробатических трюков, чтобы покрыть себя коконом. Айзек поставил кресло перед клеткой, чтобы следить за усилиями гусеницы. Он сделал кое-какие заметки.
Одна часть сознания говорила ему, что интеллектуально он совсем распустился и пора сосредоточиться на текущих задачах. Но это была очень малая часть сознания, и нашептывала она не слишком-то убежденно. Почти с сомнением. В конце концов, ничто не мешало Айзеку воспользоваться случаем и понаблюдать за невероятным феноменом. Он поудобнее расположился в кресле, вооружившись увеличительным стеклом.
Гусенице понадобилось чуть более двух часов, чтобы полностью покрыться влажным коконом. Труднее всего было покрыть головку. Пришлось создать из слюны подобие воротника, затем подождать, пока он немного высохнет, а потом замуроваться внутри этой пелены, на некоторое время сжавшись и сделавшись толще. Она медленно потыкалась в крышку, чтобы убедиться в ее прочности, выделила еще немного клейких нитей, пока ее головка полностью не скрылась из виду.
В течение нескольких минут органический кожух еще колыхался, разбухая и сжимаясь от внутреннего движения. Белый кокон на глазах становился хрупким, меняя цвет на нежно-оливковый перламутр. Он тихонько покачивался от самого легкого ветерка, но вещество, из которого он состоял, затвердело, и движения личинки внутри были уже едва различимы.