В голосе Вермишенка зазвучало волнение, доселе не присутствовавшее в его ледяном тоне. Возможно, он желал уязвить Айзека своим тяжким презрением, однако не мог не воспламениться, если речь зашла о научных проблемах.
Возможно, он желал уязвить Айзека своим тяжким презрением, однако не мог не воспламениться, если речь зашла о научных проблемах.
— Да. То есть делалось ли такое когда-либо? — спросил Айзек.
— Да… делалось… — Вермишенк медленно кивнул, не отрывая взгляда от Айзека, который тут же выпрямил спину и выхватил из кармана блокнот.
— О, неужели? — сказал Айзек.
Вермишенк углубился в размышления, и взгляд его несколько затуманился.
— Да… но зачем, Айзек? К тебе кто-нибудь пришел и попросил сделать так, чтобы он смог летать?
— Я не могу… Э-э-э… раскрывать…
— Конечно, Айзек. Разумеется, не можешь. Потому что ты профессионал. И я уважаю тебя за это.
Вермишенк вяло улыбнулся собеседнику.
— Итак… каковы же подробности? — осмелел Айзек.
Прежде чем сказать это, он сжал зубы, чтобы унять дрожь негодования. «Мать твою, ты самодовольный фальшивый боров!» — в ярости думал он.
— Ну что ж… Э-э-э… — (Айзек изнывал от нетерпения, пока Вермишенк глядел в потолок, припоминая.) — Много лет назад, в конце прошлого века, жил один биофилософ. Каллиджайн его звали. Он переделал самого себя.
По лицу Вермишенка скользнула нежно-жестокая улыбка, он покачал головой.
— Чистое безумие, но, похоже, все получилось. Огромные металлические крылья, которые раскрывались, словно вееры. Он написал об этом брошюру.
Вермишенк вытянул шею над сальными плечами и оглядел полки с книгами, которыми были заставлены все стены. Он неопределенно махнул пухлой рукой, что могло весьма приблизительно указывать на местонахождение каллиджайновской брошюры.
— Остальное тебе не известно? Ты что, не слышал песенку?
Айзек недоуменно сощурил глаза. К его ужасу, Вермишенк слабым тенором пропел несколько строчек:
И Калли взлетел высоко,
На зонтичных крыльях
Взмыл прямо в небо,
Сказав своей любви «прощай»,
И со вздохом полетел на Запад,
И пропал он в Ужасном краю…
— Ну конечно, я слышал! — воскликнул Айзек. — Но никогда не думал, что все это было на самом деле…
— Разумеется, ты ведь не проходил введение в биомагию. Насколько я помню, ты пропустил мою первую лекцию. Это история, которую я обычно рассказываю, чтобы заманить наших пресытившихся молодых охотников за знанием на стезю сей благородной науки.
Вермишенк говорил совершенно потухшим голосом. Айзек почувствовал, как его отвращение вновь сменяется интересом.
— Каллиджайн исчез, — продолжил Вермишенк. — улетел на юго-запад, в направлении Какотопического пятна. Больше его не видели.
Наступило долгое молчание.
— Это конец истории? — спросил Айзек. — А как ему приделали крылья? Он вел записи во время эксперимента? Как проходила переделка?
— О, полагаю, с неимоверным трудом. Вероятно, Каллиджайн прооперировал нескольких подопытных, прежде чем нашел правильное решение… — Вермишенк усмехнулся. — Вероятно, он несколько раз прибегал к услугам мэра Мантагони. Подозреваю, некоторые преступники, приговоренные к смерти, прожили на несколько недель дольше, чем они рассчитывали. Эта часть процесса, конечно, не афишировалась. Но, согласись, совершенно очевидно, что необходимо несколько пробных попыток, прежде чем доберешься до истины. Ведь это очень непростая задача — соединить механизм с костями, мускулами и всеми остальными частями, которые совершенно не приспособлены для того, что им предстоит делать…
— А что, если кости и мускулы уже знают, что им предстоит делать? Что, если какому-нибудь… Бирму или типа того просто отрезали крылья? Можно ли их заменить?
Вермишенк уставился на Айзека.
Его голова и глаза были неподвижны.
— Хм… — наконец негромко произнес он. — Ты, наверное, думаешь, что это было бы проще, не так ли? Теоретически оно так, но на практике еще сложнее. Я проделывал такое с птицами и… со всякими пернатыми тварями. Прежде всего, Айзек, теоретически это совершенно возможно. Теоретически нет ничего такого, чего нельзя было бы осуществить с помощью переделки. Проблема лишь в том, чтобы правильно прилепить крылья, немного подправив живую ткань. Однако полет — ужасно сложная штука, поскольку ты имеешь дело с разного рода переменными величинами, которые необходимо вывести с абсолютной точностью. Видишь ли, Айзек, ты можешь переделать собаку, пришив ей ногу на спину или вылепив ее из волшебной глины и животное будет счастливо ковылять с этой ногой. Это некрасиво, но собака будет ходить. С крыльями же так не получится. Крылья должны быть совершенны. Гораздо труднее научить мускулы, которые уже полагают, будто знают, как летать, делать это иным образом, нежели научить этому мускулы, которые изначально не имеют о полете никакого понятия. Твою птичку или что там у тебя, вернее, ее плечевые суставы будет только сбивать с толку крыло, форма которого хоть чуть-чуть неверна, или у которого не те размеры, или которое обладает другой аэродинамикой, и в конце концов оно оказывается совершенно бесполезным, даже если предположить, что ты все присоединил правильно… и так, мой ответ: я полагаю, Айзек, что да, это возможно. Твоего вирма, или кто он там, можно переделать так, что он снова будет летать. Но маловероятно. Это исключительно сложно. Ни один биочародей, ни один передельщик не сможет гарантировать результат. Разве что ты разыщешь Каллиджайна и попросишь его сделать это, — просипел в заключение Вермишенк. — Я не возьмусь.