— Послушай, Айзек… — начал Лубламай неожиданно примирительным тоном. — Мы же давно договорились, что здесь мы все можем заниматься любыми исследованиями, какими хотим, без всяких вопросов, типа прикрывая друг друга… Да?
Айзек вздохнул и потер глаза большим и указательным пальцами левой руки.
— Ради всего святого, парни, давайте не будем разыгрывать тут старых солдат, — ворчливо проговорил он. — Можете не рассказывать о том, что мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы, или что вы там хотите сказать. Я знаю: вас это уже достало, и я вас не виню…
— Вонища, Айзек, — напрямик сказал Дэвид. — На нас уже на улице оглядываются, думают, мы какие-то бомжи.
Пока говорил Лубламай, старая конструкция неуверенно двигалась за его спиной. Затем чистильщик встал, голова его повернулась, линзы сфокусировались на двоих людях, стоявших руки в боки. Поколебавшись мгновение, он согнул неуклюжие металлические манипуляторы, неловко подражая позе людей.
Айзек показал на него:
— Смотрите, смотрите-ка на эту штуковину: совсем распоясалась! У нее вирус! Вы бы лучше выбросили ее на помойку, а то сама перепрограммируется; не пройдет и года, как ваш механический слуга начнет вступать с вами в экзистенциальные споры!
— Айзек, черт тебя побери, не увиливай от темы, — в раздражении сказал Дэвид, оглянувшись назад и пнув машину ногой, так что та опрокинулась. — Когда речь о причиняемых неудобствах, мы все имеем некоторую долю свободы, но это уже чересчур.
— Ладно! — Айзек вскинул руки и медленно огляделся вокруг. — Полагаю, я некоторым образом недооценил способности Лемюэля обтяпывать делишки, — сказал он печально.
Весь склад по периметру, вдоль всей длины приподнятой платформы, был плотно заставлен клетками с кричащими тварями. Стоял ужасный шум от гуляющего ветра, внезапных взмахов и трепетания крыльев, шлепков помета, но все перекрывал непрерывный истошный клекот плененных птиц. Голуби, воробьи и скворцы выражали свое отчаяние воркованием и призывными криками: поодиночке каждый из них был негромок, но они сливались в пронзительный, истошный вопль. Попугаи и канарейки перебивали птичий базар скрипучими взвизгами, от которых у Айзека мороз пробегал по коже. Гуси, куры и утки добавляли во всю эту какофонию оттенки деревенского скотного двора. Асписы с львиными мордочками летали вперед-назад в тесном пространстве клеток, с размаху ударяясь маленькими, как у ящерицы, телами о прутья курятников. Они зализывали раны крохотными язычками и ворчали, как рассерженные мыши. Огромные стеклянные контейнеры, наполненные мухами, пчелами, осами, мушками-однодневками, бабочками и летающими жуками, издавали живое агрессивное гудение. Летучие мыши висели вверх ногами и сверлили Айзека горящими маленькими глазками. Змеи-стрекозы трещали длинными элегантными крыльями и громко шипели.
Полы клеток были начищены, и в нос бил резкий запах птичьего помета. Айзек заметил Искренность: та, вихляя, носилась туда-сюда по комнате, тряся полосатой головой. Дэвид проследил за взглядом Айзека.
— Вот! — вскричал он. — Видишь? Даже она не выносит этой вони.
— Ребята, — сказал Айзек, — я ценю вашу терпеливость, без шуток.
Но ведь мы квиты, не так ли? Лаб, помнишь, ты проводил эксперименты с сонаром, и у тебя тут сидел чувак, который два дня подряд бил в барабаны?
— Айзек, но это длится уже почти неделю! Сколько еще терпеть? На самый худой конец хотя бы убери дерьмо!
Айзек посмотрел вниз, на рассерженные лица. Ребят, похоже, все порядком достало, подумал он. И быстро начал подыскивать компромиссное решение.
— Ладно, так и быть, — сказал он наконец, — я уберу сегодня же… обещаю. В лепешку разобьюсь, но сделаю… Сперва плотно возьмусь за самых крикливых. Приложу все усилия, чтобы избавиться от них за… пару недель, устроит? — сбивчиво закончил он.
Дэвид и Лубламай начали было возражать, но Айзек прервал их язвительные замечания:
— В следующем месяце я заплачу немного побольше за аренду! Идет?
Грубые возгласы тотчас же затихли. Оба смотрели на Айзека, прикидывая выгоду. Это были сотоварищи по науке, плохие парни из Барсучьей топи, свои в доску; но поскольку их источники средств к существованию были весьма ненадежными, то как только речь заходила о деньгах, места для сантиментов уже не оставалось. Зная это, Айзек постарался предотвратить любые попытки найти аргументы для дальнейшего торга. В конце концов, он же не может платить всю аренду целиком.
— А о какой сумме идет речь? — спросил Дэвид. Айзек задумался.
— Две гинеи сверху?
Дэвид и Лубламай переглянулись. Это был широкий жест.
— Кроме того, — мимоходом заметил Айзек, — раз уж мы об этом заговорили, помощь мне бы не помешала. Я совершенно не умею обращаться с некоторыми из этих… э-э… научных объектов. Дэвид, ты, кажется, когда-то изучал орнитологию.
— Нет, — едко ответил Дэвид. — Я был всего лишь ассистентом человека, который ее изучал. Жуткая скучища. И перестань играть с нами в откровенность, Зак. Эти мерзкие твари вовсе не перестанут мне досаждать, если ты посвятишь меня в свои проекты, — он засмеялся. — Ты что, записался на курс введения в теорию эмпатии или что-то вроде того?