Стоявший рядом с господином Попурри кактус зацепил кисти могучих рук и потер мозолистые зеленые ладони. Дотронулся до неприкрытой груди и со страшным спокойствием наколол палец на собственный шип — проверял его остроту.
— Вам интересно, госпожа Лин? — с желчным весельем продолжал Попурри, по-крабьи двинувшись к ней на бесчисленных ногах.
«Что же это? Что происходит?» — думала Лин, глядя, как он приближается. Не убежать, не спрятаться!
— Ну так вот, госпожа Лин, у меня были украдены кое-какие ценности. Если точнее, несколько мини-фабрик. Этим и объясняется отсутствие сонной дури. Признаться, я долго ломал голову, кто же со мной так. Ломал бы и дальше, если бы не услышал случайно сетования Газида. — Он сделал паузу, и по многочисленным ртам пошла волна ледяных ухмылочек. — И тогда… все… приобрело… смысл. — Он будто выплевывал каждое слово.
Его подручный, словно получив бесшумный сигнал, зашагал к Лин, а та съежилась и попыталась метнуться в сторону, но опоздала — какт протянул громадные мясистые ручищи и крепко схватил ее за предплечья, обездвижил.
У Лин свело судорогой головоножки, она исторгла пронзительный химический крик боли.
У Лин свело судорогой головоножки, она исторгла пронзительный химический крик боли. Какты обычно срезают шипы на ладонях, чтобы не мешали манипулировать вещами, но этот от колючек не избавился. Гроздья жестких волокнистых игл безжалостно вонзились ей в руки.
Кактус легко, точно пушинку, понес свою добычу к Попурри. Тот глядел, ухмыляясь. Когда заговорил, голос был перенасыщен угрозой.
— Наш общий знакомый, этот жуколюб, попытался меня надуть, не правда ли, госпожа Лин? Он покупал слоновьими порциями мою сонную дурь, содержал своего мотылька, так сказал мне Газид, а потом украл моих! — Последние слова Попурри проревел, дрожа от ярости.
Лин едва ощущала боль в руках, но она отчаянно пыталась жестикулировать от бедра: «Нет, нет! Это не так, это не так!..»
Попурри шлепнул ее по рукам:
— Не пудри мне мозги, шлюха жукоголовая! Твой хитрозадый любовничек задумал вытеснить меня с мною же и созданного рынка! Это очень опасная игра. — Он отступил на шажок-другой и окинул взглядом корчащуюся пленницу.
— Мы собираемся предъявить господину дер Гримнебулину счет на возмещение убытков. Как думаете, он придет, если мы пообещаем отдать вас?
От крови рукава рубашки Лин уже сделались жесткими. Она снова попыталась жестикулировать.
— Госпожа Лин, вы получите шанс объясниться, — успокоившись, произнес Попурри. — Либо вы соучастница, либо понятия не имеете, о чем я говорю. Ваше счастье, если окажетесь невиновны. Не сомневайтесь, я сумею узнать правду.
Он равнодушно смотрел, как Лин водит руками, читал ее сбивчивые оправдания.
Ее снова схватили за плечи. Кактус сжал так сильно, что руки онемели. Чувствуя, как мозг цепенеет от чудовищной боли, она услышала шепот господина Попурри:
— Я ничего никому не прощаю.
Возле научного факультета на учебном плацу толпились студенты, многие носили уставные черные мантии, редкие смутьяны, выйдя из здания, сняли их и перекинули через руку.
В этом живом течении двое не двигались. Стояли, прислонясь к дереву, не замечая пачкающего одежду сока. День выдался душным. Один пришел одетым не по погоде. Длинное пальто, темная шляпа.
Очень долго они не шевелились. Закончилась лекция, затем другая. Дважды в университетские двери втягивался люд, дважды выплескивался наружу. То один, то другой из ожидавших время от времени тер глаза, слегка массировал лицо. Но всякий раз его взгляд, казавшийся рассеянным, возвращался к главному входу.
Но наконец, когда уже вытягивались тени, двое оживились. Появился тот, кого они ждали. Из здания вышел Монтегю Вермишенк, зажмурясь, потянул носом воздух, будто ожидал унюхать нечто восхитительное, снял пиджак, но передумал и снова надел. И направился в сторону Ладмида.
Двое вышли из-под кроны и побрели за стариком. Вермишенк шел на север, озираясь, — видимо, хотел взять экипаж. Свернул на бульвар Линя, самый богемный проспект Ладмида, где в многочисленных кафе и книжных магазинах устраивали приемы прогрессивные академики. Старые здания Ладмида хорошо сохранились, их фасады были оштукатурены и покрашены. Вермишенк на красоты внимания не обращал, он уже много лет ходил по этим улицам, точно так же не замечал он и преследователей. Показалась четырехколесная повозка, ее влек двуногий зверь из северной тундры — колени назад, как у птицы. Вермишенк поднял руку. Возница попытался направить к нему экипаж, преследователи прибавили шагу.
— Монти, — рявкнул тот, что повыше, и хлопнул по плечу.
Вермишенк вздрогнул от неожиданности и обернулся.
— Айзек… — пискнул он. Взгляд заметался, нашел приближающуюся повозку.
— Как поживаешь, старина? — заорал Айзек ему в левое ухо, и сквозь этот рев Вермишенк услышал другой голос, шептавший в правое ухо:
— Тебе в брюхо нож уперт, попробуй рыпнуться, выпотрошу как рыбу.
— Вот уж не чаял тебя тут встретить! — радостно взревел Айзек и замахал вознице. Тот что-то проворчал и подъехал.
— Не вздумай бежать, прирежу. А если отскочишь, пулю в мозги всажу, — гипнотизировал ненавидящий шепот.