— У тебя то преимущество, что ты: а) весьма красивый и б) весьма интересный экземпляр, приятель, — сказал он огромной больной личинке. — Нет, нет, не благодари меня. Просто считай, что я филантроп. К тому же я никак не могу понять, почему ты не ешь. Я надеюсь на тебя, — сказал он, выкидывая на улицу полный совок кишащих тел. — Не знаю, сможешь ли ты протянуть хотя бы ночь, но, черт подери, ты вызвал во мне жалость и любопытство, и я сделаю еще одну, последнюю попытку тебя спасти.
Вдруг все содрогнулось от стука. Дверь склада настежь распахнулась.
— Гримнебулин!
Это был Ягарек. Гаруда стоял в полумраке, расставив ноги, а руки сжимали полы плаща. Выступающие острия его фальшивых деревянных крыльев неправдоподобно качались из стороны в сторону. Крылья были плохо привязаны. Айзек перегнулся через перила и удивленно нахмурился.
— Ягарек?
— Ты покинул меня, Гримнебулин?
Голос Ягарека был истерично-пронзительным, как у истязаемой птицы. Едва можно было разобрать, что он говорит. Айзек знаком попросил его успокоиться:
— Ягарек, что ты городишь?..
— Птицы, Гримнебулин, я видел птиц! Ты говорил мне, ты показывал, они были нужны для твоего исследования… Что произошло, Гримнебулин? Ты все бросил?
— Подожди… А как, черт возьми, ты мог видеть, что они улетели? Где ты был?
— У тебя на крыше, Гримнебулин. — Ягарек говорил уже спокойнее. От него веяло неимоверной печалью. — У тебя на крыше, я там сижу ночь за ночью в ожидании, что ты мне поможешь. Я видел, как ты выпустил всех этих мелких тварей. Почему ты все бросил, Гримнебулин?
Айзек жестом предложил ему подняться по лестнице.
— Яг, дружище… Святой Джаббер, не знаю даже, как начать. — Айзек уставился в потолок. — А какого хрена ты делал на моей крыше? И давно ты там ошиваешься? Черт, мог бы хоть на ночь спускаться сюда… Это же абсурд. Я это говорю не из предубеждения, но думать, что ты где-то там на крыше, пока я работаю, ем, испражняюсь или еще что-нибудь… К тому же… — Он поднял руку, предупреждая ответ Ягарека. — К тому же я вовсе не бросил твой проект.
Айзек подождал, пока смысл его слов дойдет до собеседника, пока Ягарек успокоится и вернется из той горестной бездны отчаяния, в которую он сам себя загнал.
— Я не бросил, — повторил он. — Вообще, то, что произошло, только на пользу… Думаю, мы перешли на новый этап. Черт с ним, со старым. Это направление исследования… э-э-э… не оправдало себя.
Ягарек наклонил голову. Он медленно выдохнул, и плечи его слегка подернулись.
— Не понимаю.
— Так, ладно, подойди сюда. Я кое-что тебе покажу.
Айзек подвел Ягарека к письменному столу. Он на мгновение остановился, чтобы с сожалением взглянуть на огромную гусеницу, которая лежала на боку в коробке и слабо шевелилась.
Ягарек не удостоил ее даже взглядом.
Айзек указал на многочисленные кипы бумаг, лежавшие под просроченными библиотечными книгами.
Айзек указал на многочисленные кипы бумаг, лежавшие под просроченными библиотечными книгами. Рисунки, уравнения, заметки и научные трактаты. Ягарек медленно рассматривал листы один за другим, Айзек давал пояснения.
— Посмотри на все эти наброски. Это крылья, по большей части. Итак, отправной точкой исследования является крыло. И я занимался тем, что пытался понять принцип действия этой части тела… Гаруды, живущие в Нью-Кробюзоне, для нас оказались бесполезны. Я развесил объявления в университете, но, похоже, в этом году нет студентов-гаруд. Ради науки я даже вступил в перепалку с одним гарудой… э-э-э… с вожаком общины… и это был настоящий провал. — Айзек замолчал, припоминая, а затем со вздохом вернулся к разговору: — Так что лучше будем смотреть на птичек… Однако теперь перед нами возникает совершенно новая проблема. Всякая мелочь, жужжащие насекомые, крапивники и прочие — все представляют интерес и могут быть полезны… ну ты понимаешь… в широком контексте научной работы, в изучении физики полета и всякого такого, однако прежде всего мы рассматриваем крупных особей. Пустельг, ястребов, орлов, если мне удастся их раздобыть. Потому что на этой стадии я по-прежнему мыслю аналогически. Но не думай, что я такой узколобый… Я исследую всяких там мошек не ради праздного интереса, я пытаюсь узнать, можно ли это как-то применить. Полагаю, если я пересажу тебе на спину пару крыльев летучей мыши, или мухи, или даже летательную железу ветряного полипа, ты не станешь меня за это корить? Может, это не будет слишком красиво выглядеть, зато ты сможешь летать, верно?
Ягарек кивнул. Он внимательно слушал, перебирая при этом бумаги на столе. Он изо всех сил старался понять.
Айзек порылся в бумагах, сорвал несколько рисунков со стены и протянул пачку нужных диаграмм Ягареку.
— Однако все не так просто. Я хочу сказать, можно далеко продвинуться в понимании аэродинамики птиц и прочих летающих создании, но на самом деле изучение их только сбивает с верного пути. Потому что аэродинамика твоего тела изначально совершенно другая. Уверен, ты об этом никогда не задумывался. Не знаю, конечно, как у вас там преподают физику и математику… но вот здесь, на этом листе… — Айзек отыскал лист и вручил его Ягареку, — несколько рисунков и уравнений, которые показывают, почему не стоит рассматривать полет больших птиц. Все векторы сил неправильны. Этих сил недостаточно. Вот так… Поэтому я сейчас обращаюсь к другим крыльям из моей коллекции. Что, если мы испытаем крылья стрекоз или еще каких-нибудь тварей? Проблема в том, что надо заполучить крылья достаточно больших насекомых. А достаточно большие насекомые, которые нам известны, сами в руки не дадутся. Не знаю, как ты, а я не собираюсь лазать по горам и устраивать засады на жука-убийцу. Чтобы он потом вышиб мне мозги… А что, если сконструировать крылья соответственно нашим параметрам? Мы можем рассчитать точные размеры, компенсировав твои… неудачные формы. — Айзек улыбнулся, а затем продолжил: — Надо сделать их достаточно легкими и сильными, однако я сомневаюсь, что задача выполнима для современной науки. По-моему, у нас не слишком хорошие шансы. Должен сообщить тебе, что я не знаком ни с одним передельщиком, это во-первых, а во-вторых, этих мастеров гораздо более занимает степень унижения, производительная мощь или соображения эстетического порядка, нежели такая тонкая материя, как полет. У тебя в спине находится уйма нервных окончаний, мускулов, переломанных костей и всякого такого, и если ты собираешься получить хоть малейший шанс вернуть себе способность летать, надо, чтобы все они до единого встали точно на место.