Она попыталась сесть в седле и заскрипела зубами от боли.
— Придется воспользоваться вашей мазью, — грустно сказала она, — хотя я не уверена, что лекарство не окажется страшнее, чем болезнь.
— Вот и хорошо, — сказал Конан, — а не то завтра ты ходить не сможешь, не то что… — Он замолчал, не договорив фразы.
Их отряд въехал на пологий холм, с вершины которого открывался вид на целый город юрт — жилищ гирканийских кочевников. Не меньше тысячи круглых куполов возвышались над равниной, словно шляпки огромных грибов.
— Вот наконец и сбылись твои предсказания, Тамур, — сказал Конан. — Полагаю, нам пора входить в роль.
— Подожди. Все не так просто, — сказал кочевник, — тут стоят лагерем не меньше четырех племен. Среди такого количества людей могут найтись те, кто помнит, как я и мои друзья поклялись отомстить Баальшаму, несмотря на запрет наших шаманов и старейшин. Если они сообразят, что мы привезли тебя, чтобы нарушить табу Проклятой Земли… — От группы гирканийцев донесся ропот.
С полсотни всадников галопом помчались в их сторону от юрт. Наконечники копий засверкали на солнце.
— Слишком поздно поворачивать обратно. — Конан пришпорил свою лошадь. — Поезжайте за мной и не забывайте, что мы — купцы, приехавшие торговать.
— За нарушение табу, — сказал Тамур, бросаясь вслед за Конаном, — с человека сдирают кожу. С живого. А потом еще несколько дней вырезают другие части тела.
С живого. А потом еще несколько дней вырезают другие части тела. Тычут в него горящими головнями.
— Сдирают кожу? — ужаснулся Шарак. — Горящие головни? Части тела? Может, стоит все-таки повернуть назад?
Продолжая причитать, он все же последовал за киммерийцем, как и остальные: Ясбет скакала откинувшись назад, небрежно положив руку на рукоятку кинжала; Акеба словно случайно придерживал руками свой лук, лежащий поперек седла перед ним. Остальные гирканийцы, немного повременив и невнятно побурчав что-то, тоже бросились вдогонку.
Тамур поднял правую руку в знак приветствия, показывая, что в ней нет оружия.
— Я вас вижу. Мое имя — Тамур. Я возвращаюсь к своему народу после путешествия через море. Со мной торговец. Его имя Конан.
— Я вас вижу, — главный среди вооруженных кочевников тоже поднял руку в приветствии. Смуглый и темноволосый, он подозрительно поглядывал на Конана из-под войлочной шапки, натянутой на самые брови. — Меня зовут Зутан. Вообще-то, сейчас не сезон для купцов.
Конан приветливо улыбнулся:
— Значит, у меня не будет конкурентов.
Зутан долго, не мигая, смотрел на него. Затем, повернув своего коня, он кивком головы предложил всем следовать за ним.
Его люди выстроились в две колонны по обе стороны от Конана и его спутников, сопровождая (или, быть может, карауля) их. Вскоре все остановились в самом центре временного города. Вокруг чужаков собралась толпа. Мужчины, в войлочных шапках и кожаных накидках, женщины — в длинных шерстяных платьях, крашенных в самые разные цвета. Многие надвинули капюшоны плащей на самые глаза. От каждого взрослого мужчины разило потом и бараньим жиром за много шагов. Чем старше был человек, тем больше от него воняло. Солнце и степные ветры так выдубили кожу на их лицах; что порой только так и можно было примерно определить их возраст. Другое дело женщины. Среди них были беззубые старухи и совсем юные девушки, почти дети. Но все до единой выглядели чистыми. Многие из них, те, что помоложе, были очень симпатичными и сделали бы честь женской половине любого богатого дома. Не одна из них проводила восхищенным взглядом, облизывая губы, юного киммерийца.
Конан усилием воли заставил себя не обращать внимания на женщин. Он приехал сюда, чтобы разделаться с Джандаром, а не для развлечений с местными девушками. И вряд ли его делу поможет ссора с чьим-нибудь мужем, братом, отцом или любовником. Тут и с Ясбет хватит проблем.
Слезая с лошади, Конан негромко спросил Тамура:
— А почему и женщины не мажут жиром волосы?
Тамур был потрясен таким невежеством:
— Это же позволяется только мужчинам! — Он покачал головой: — Слушай, киммериец. Я же тебе столько раз говорил, что многие купцы перенимают этот обычай, живя среди нас. Это поможет местным принять тебя за своего. Может, ты еще и усы отрастишь? Совсем хорошо будет. А ты со своими умываниями напоминаешь женщину. Вода смывает силу.
— Хорошо, я подумаю, — сказал Конан.
Его взгляд уткнулся в улыбающегося Акебу, внимательно разглядывающего его.
— Ну да, усы, — сказал туранец, — и еще бороду, как у Муктара.
Конан начал соображать, что ответить на шутку приятеля, но в этот момент Ясбет издала резкий крик. Обернувшись, Конан увидел, что она падает с лошади, — видимо, попыталась слезть сама, невзирая на боль. Рванувшись к ней, он успел подхватить ее у самой земли.
— Что у тебя болит, девочка?
— Ноги, Конан, — простонала она.
— Они меня не держат. И еще… моя… мои… на некоторых мышцах — мозоли.
— Мазь, — сказал он, и она снова застонала. Толпа вокруг них зашевелилась. Конан торопливо поднял девушку, поставил на ноги и положил ее руки на седло.
— Держись. Да, вот так. Постарайся простоять так хотя бы недолго.