— Значит, голубушка, ты говоришь, будто кроме русалок у вас тут и домовые, и ведьмы, и привидения пошаливают? — подвел Серафим Степанович итог довольно сумбурному рассказу Глафиры.
— Ага, бывает, — кивнула девушка, обмахиваясь передником и смешно надувая щеки, чтоб остыть после прогулки по солнечному зною.
После завтрака Серафим Степанович выразил желание пройтись, а для компании позвал с собой Феликса и Глафиру. По пути неторопливо расспросил девушку, известны ли ей какие-либо подозрительные происшествия, случавшиеся в деревне и не имеющие рационального, разумного объяснения. Глафира припомнила подобных случаев предостаточно. Правда, изложить все достоверные сведения и слухи связно оказалось делом нелегким. Особенно в такую жару, когда, казалось, с неба лился не свет, не золотые лучи, а ручьи расплавленного золота — солнце недвижно повисло в лазури небесного купола на середине своего пути…
— Ну хорошо, — сказал Серафим Степанович, в задумчивости поглаживая седую бороду и, прищурившись наблюдая за прыгающими в траве кузнечиками.
— Что ж хорошего? — переспросила Глаша, тоже внимательно поглядев на подрагивающие от зеленых акробатов травинки.
Монах присел отдохнуть на пенек, что весьма кстати обнаружился на опушке. Тенистый сосновый лес ровной линией подступал к лугу, засеянному клевером — ярко-рубиновыми искрами шарики цветков горели среди темных трилистников.
— Думаю, каждую загадку придется разгадывать особливо, — молвил старец. — А там, глядишь, и мозаика сложится. Перспективное у вас селение, однако! — неожиданно весело добавил он, подмигнув девушке. — Пожалуй, загостимся!
— Серафим Степанович, к вам посетитель пожаловал, — сообщил Феликс.
Глаша поглядела на него с завистью — жара, казалось, на него вовсе не действовала. Ничуть не боясь полуденного зноя, он не прятался, как они, в тенечке, а без устали бродил по самому солнцепеку. Точно волк следы какие выискивал…
— Вот глазастый, — усмехнулся старец.
Точно волк следы какие выискивал…
— Вот глазастый, — усмехнулся старец. — Ну говори, брат, кто там?
Феликс вернулся с пригорка — из потревоженной травы из-под ног брызгами в разные стороны разлетались кузнечики.
— К калитке Ямины… — начал было он, но Глафира не удержалась, прыснула, прикрыв рот ладошкой.
— К калитке госпожи Яминой, — нахмурившись, продолжил он, — подошла старушка небольшого роста, согбенная, с клюкой. Она что-то спросила, Полина Кондратьевна с крыльца ей что-то ответила и указала рукой в нашу сторону. Старушка направляется сюда.
Глаша тоже сбегала на пригорок и оттуда сообщила:
— Это баба Нюра! Здрасьте, баба Нюра!
Помахав старушке, девушка бегом вернулась под сень растопыренных сосновых лап:
— Вот вам жертва нечистой силы. Русалки ей всю жизнь испортили.
— Это из-за них ее так скрючило? — уточнил Феликс.
— Не, — отмахнулась она, — скрючило-то ее уж давно, от старости. Ей лет сто, наверно, не меньше. А русалки ее в прошлом году сиротой оставили. Одна-одинешенька теперь из-за них, вредных, бабулька.
— Как же сиротой, раз ей сто лет? — не понял Феликс. — Сколько же ее родителям…
— Да нет, — стала втолковывать непонятливому Глаша. — В прошлом мае единственная правнучка, которую она одна воспитывала, в лес убежала. Ее русалки туда увели, заманили, а потом в омуте утопили. В озере.
— Тело нашли? — уточнил Феликс.
— Найдешь ли, коли они ей камень на шею, а там травой оплели и…
— Кто-то это видел?
— Это же ночью было. Кто ж по лесу по ночам шастает!
— А сама бабулька что говорит? — спросил Серафим Степанович.
— Ничего, — пожала плечами Глаша. — Молчит, охает да плачет.
Меж тем старушка, бойко семеня в траве по пояс, добралась до пригорка и, завидев их, обрадованно завсхлипывала. Вскочив с места, Глаша довела бабку под руку до своего пенька и усадила напротив Серафима Степановича.
Поохав с минуту, а после высморкавшись, старушка сразу перешла к делу, ради которого проделала такой путь. Удивительно, но речь пошла совсем не о русалках.
— Бесы меня измучили, — понизив голос, доверительно сообщила бабка Нюра старцу.
— Хм, — сказал тот, — и давно?
— А с осени, уж год без малого.
— В чем это проявляется? — спросил Феликс.
Старушка покосилась на него с опаской, снизу вверх.
— Ну как это… — затруднилась она с ответом, не уразумев вопроса. — Воют, собаки, спать не дают.
— Собаки? — Феликс покосился на Серафима Степановича.
— Бесы, — поправил тот помощника.
Старушка закивала:
— Так выводят, поганые, на все лады! Вот ежели днем — их не слыхать. А как спать лягу, так тут как тут!
— Больше ничем не досаждают?
— Ну разве что вещи часто теряться стали… Но после находятся.
— Вспомните, постарайтесь, пожалуйста, — попросил Феликс, — что происходило до того, как демоны поселились в вашем доме? Может быть, вы с кем-то поссорились? Или кто-то на вас обиделся?
— Бог с тобой, сынок, — отмахнулась старушка.
— Я никому худа не делала. Не ругаюсь, живу тихо и помру — никто не заметит. — Бабка в доказательство готова была уж слезу пустить.
— Что ж, матушка, — остановил ее вовремя Серафим Степанович, — зовите в гости. Поглядим на ваших бесов.