Оказавшись сверху, он ударил ее коленом в живот. Рыкнув, она еще больше стиснула челюсти. Задрав грязно-розовый подол, он не глядя нащупал рукоять прицепленного к подвязке чулка стилета. С тонким звоном клинок покинул ножны — и немедля вонзился по гарду в грудь, в небьющееся сердце вампира. Девица всхлипнула, разжала пальцы. Взгляд остекленел, из раскрытых губ пролилась струйка крови.
Винченце наконец перевел дух. Смахнул упавшие на глаза волосы, поднялся с земли, подтянул декольте, болтавшееся теперь пустым мешком — девица угодила клыками в изображавшую бюст ватную подушечку, ее-то от ярости всю и изгрызла, пока дрались. Вторую, за ненадобностью, он сам теперь вынул и выкинул…
Винченце вздрогнул. Пригнувшись, подобрался поближе, бесшумно раздвинул ветки.
С той стороны кустов, на садовой дорожке, лицом к такой же «живой изгороди», стоял мужчина. Узнать, кто это, со спины и в темноте Винченце не сумел. Но человек был занят очень важной насущной надобностью. Покачивался, точно сопротивляясь порывам штормового ветра, и насвистывал себе под нос веселенький мотивчик, ужасно фальшивя. Винченце вполне справедливо рассудил, что в подобном состоянии вряд ли возможно за кем-то подсматривать или вообще что-либо заметить. Но все равно подождал, пока мужчина закончит, застегнется и отправится веселиться дальше походкой «бравого матроса».
Однако он не увидел, как, едва скрывшись за деревьями, нетрезвый господин перестал шататься и, перейдя на рысь, бросился прочь…
Винченце вернулся к распластанному телу. Он разбил еще один стоявший неподалеку фонарь, принес склянку с маслом и, облив труп, бросил тлеющий фитиль.
Сухая от жары трава легко занялась. Весело побежали язычки пламени, лишенное жизни тело вспыхнуло, как старый пергамент.
Он задумчиво смотрел на огонь. За сад можно было не беспокоиться — лужайка, ставшая могилой, была очерчена широкими песчаными дорожками.
Пламя не могло перекинуться на деревья, лишь тщательно вылизало предоставленный ему клочок земли.
Огонь поглотил все, не сумел справиться только с фонарным столбом.
Винченце вернулся в дом через черный ход. Ему повезло, на пути встретился один сын кухарки — столкнулись у лестницы, тот нес из подвала бутыли с вином. Увидев изрядно потрепанного итальянца, парень хрюкнул и ничего не сказал, только залихватски подмигнул: мол уж он заметил, какими глазами провожали барышни заморского кавалера, объяснять, что к чему, не надо, не дураки-с!..
Поняв, за кого его приняли, Винченце немного даже удивился. Но, честно признаться, настроение заметно улучшилось.
Поднявшись в свои комнаты, итальянец немедля освободился от опостылевшего уже платья и смыл с лица грим и кровь. Подмигнув себе в зеркале, поздравил с чрезвычайно удачной — и удавшейся! — задумкой.
Во-первых, он расправился с очередным врагом, хоть это для него совершеннейший пустяк. Зато не пришлось гадать, кем этот враг может оказаться, в любую минуту ждать его нападения, неожиданного удара в спину.
Во-вторых, он угодил радушным хозяевам. Да и свои интересы соблюсти сумел. Его занимательную импортную особу любопытствующие соседи имели возможность рассмотреть со всех сторон, так что ни о каких визитах больше речи быть не может. Но и опасности быть некстати кем-то узнанным он ловко избежал. Даже наперед, если приведется встретиться с кем-то из нынешних гостей в столицах или за границей, — сомнительно, конечно, но мало ли что, — он может совершенно не беспокоиться.
А в-третьих… Впрочем, это третье предпринятое дело, хоть и было уже осуществлено, еще нуждается в проверке на эффективность…
За сообразительность следовало себя непременно вознаградить. Дернув шнур звонка, Винченце велел принести себе чаю. Желание его было исполнено незамедлительно и даже, пожалуй, избыточно. Кухарка прислала не только самоварчик-эгоист, но и бутыль сладкой вишневой наливки с огромным блюдом всевозможных сладостей. Видимо, согласно распоряжению огорченной Виолетты Германовны.
Винченце с любопытством откупорил бутылку и поднес горлышко к носу. Нюхнул, сморщился, заткнул пробку обратно и, удовлетворенно хмыкнув, поставил на поднос:
— Молодец, расторопный мальчик. Даже сюда подсыпал. Интересно, а в шампанское тоже додумался добавить?..
Отдохнув часик в тишине и одиночестве, насладившись изысканным ароматом чая, Винченце немного заскучал. Вынул из жилетного кармашка луковку золотых часов, щелкнув гравированной крышечкой, взглянул на стрелки, вздохнул.
Близилось назначенное время. Пора выходить на связь, но для этого нужна вода, хотя бы стакан. А вставать с кресла ужасно лень… Маркиз в задумчивости посмотрел на чашку остывающего чая.
— А почему бы и нет? — вполголоса спросил он самого себя. — Та же вода, только коричневая.
И он смело вылил остатки чая в тонкое фарфоровое блюдечко. После чего, наклонясь над столом, тихо прошептал несколько слов и подул на золотистый ароматный напиток. Содержимое блюдца на миг подернулось мелкой рябью и вдруг застыло, покрывшись гладкой зеркальной пленкой, став похожим на меленькую лужицу ртути. В получившемся кругленьком зеркальце появилось отражение комнаты — однако вовсе не похожей на ту, где сейчас находился Винченце. И уж точно не его лицо возникло в обрамлении рисованных незабудок. Мужчина, который смотрел на маркиза из глубины блюдечка, несомненно был гораздо старше, щеки его украшали внушительные рыжие бакенбарды, плавно переходящие под носом в пышные усы. Огненную шевелюру покрывала изумрудного бархата турецкая феска с золотой кисточкой. В общем, господин этот даже приблизительно за отражение Винченце сойти бы не сумел.
Огненную шевелюру покрывала изумрудного бархата турецкая феска с золотой кисточкой. В общем, господин этот даже приблизительно за отражение Винченце сойти бы не сумел.
— Ronan, is it you? — спросил рыжий субъект из блюдца глубоким баритоном.