Феликс выбрал место для наблюдения если не удобное, то вполне сносное. Не учел лишь одного — проговорили кумушки больше часа. За это время комары не только обнаружили местоположение своей жертвы, но, кажется, и подмогу привели из леса.
Правда, совсем уж потерянным этот час посчитать было нельзя. Отсюда прекрасно просматривались и берега реки — Феликс сразу заметил, как заблестели, замигали в сгустившейся ночной мгле вдали, будто светлячки, голубоватые огоньки. Пока вновь не скрипнула дверь избушки, он на них вдоволь налюбовался, на их неспешное блуждание взад-вперед и вверх-вниз по чернеющей полосе крутого берега. Будто ищут там что-то…
Жена ирода еще долго на крыльце благодарила куму. Наконец ушла, бережно прижимая к груди завернутую в тряпицу бутыль. Феликс прикинул на глаз — ее мужу предстояло выпить с четверть ведра наговоренного зелья.
Невидимый в темноте, Феликс проводил отравительницу до дома. Завтра же он расскажет обо всем Серафиму Степановичу, у старца большой опыт, он разберется. А Феликс ломать голову над семейными заговорами не стал — еще предстояло выяснить природу явлений, о которых ему поведала маленькая Арина.
Для начала можно было присмотреться к проделкам «домового» тети Маши. Проявлял себя сей беспокойный дух, в основном пачкая белье — постиранное и вывешенное на ночь для просушки на дворе, на натянутой через двор веревке.
Наведавшись к указанному дому и внимательно оглядев двор (для чего пришлось вспомнить детство и забраться на растущую возле забора яблоню), Феликс обнаружил — очень кстати — будто специально выстиранные простыни и полотенца, в лунном свете отливающие прозрачным голубоватым сиянием и едва колышущиеся от легкого дуновения ветерка. Кажется, все в порядке, не считая того, что намокшая веревка растянулась, провисла дугой, и в середине сорочка опущенными вниз рукавами едва не касалась земли, будто поклонившийся в пояс призрак. А по двору за день проходили и коровы, и лошади, и козы, про птиц и говорить нечего. В общем, хозяйство большое, за каждой скотиной с лопатою не набегаешься. Вот и выходит, что если ночью придет туман с речки, выпадет роса, а после утреннее солнце все высушит, и веревка натянется струной…
На яблони Феликса заставил задержаться глухой звук, донесшийся от крыши сарая. Звук повторился, похожий на тяжкий, сиплый вздох, на сетование. Феликс замер. Неужели все-таки домовой?.. В проеме чердачного оконца показался округлый силуэт, как будто чья-то голова… Серая тень, раскинув широкие мягкие крылья, бесшумно сорвалась с высоты и опустилась на веревку. От лишней тяжести та еще больше провисла, закачалась, и злосчастное белье на десяток вершков от низа проехалось туда-обратно по дворовой грязи.
Белесое круглое лицо, огромные черные глаза, нос крючком — такое существо, неожиданно моргнувшее тебе из ночной тьмы, могло показаться и домовым, и навью, и призраком. Да какой угодно нечистью, подсказанной услужливым воображением!
Феликс усмехнулся — так вот он каков, домовой-то. И не сычик какой-нибудь, а приличных размеров сова-сипуха. Поди, мышей в хозяйстве вдосталь развели. Не ругаться — благодарить должны своего домового за службу! Пожалуй, этот секрет он никому не раскроет, лучше ограничится советом перенести или хотя бы натянуть веревку получше.
Рядом опустились еще три тени, все разного размера, много меньше первой. Птенцов вывела на прогулку заботливая мамаша? Нет, на учение. Почистив перья, повертев головой, старшая птица заметила промелькнувшую в тени поленницы мышь и стремительно бросилась в атаку. Вернулась, держа добычу в клюве.
Феликс принялся за арифметику. Ну сколько тяжести в одной птице? Перьев только на целую подушку, да сколько в них весу-то! Но если помножить на четыре? Да ежели каждая поймает за ночь по паре-тройке мышей? Хм, коли хозяева не придумают для своего «домового» насест покрепче, рискуют остаться и без белья, и без зерна, и остальных запасов не досчитаются.
Итак, одна тайна разгадана. Оставалось узнать, что за привидение бродит по крыше дяди Вени и какой такой банник мешает спокойно жить бабе Любе.
В темноте все избы казались совершенно одинаковыми. Окончательно заблудившись на одной-единственной улице и чтоб не поднять всех собак — еще, чего доброго, за грабителя примут. — Феликс решил пройти задворками и подняться к опушке леса. Оттуда открывался великолепный вид, можно спокойно посидеть, подумать, пересчитать крыши.
Выяснилось, что у Ариши, по всей видимости, проблемы с устным счетом. Вот почему он запутался. Но сам тоже хорош — положился на слова ребенка, хотя взрослому человеку не мешает своей головой думать иногда.
Деревня спала крепким сном. Ни над одной трубой не вился дымок, ни в одном окошке не горел свет. Даже сверчки в траве притихли. Только тихий шелест листвы нарушал сонное безмолвие да редкий всплеск, отчетливо доносившийся с реки.
Мрачный час — час волка.
Феликс почувствовал, как против воли его охватывает глухое отчаяние. Это глупо — потакать крестьянским выдумкам, которыми от скуки развлекают друг друга в этом дремучем, богом забытом месте. Ведь просто не существует ни домовых, ни русалок — но ему приходится это еще доказывать! А этот Фома Лукич, из-за которого они здесь, — он наверняка решил не мудрствуя лукаво присвоить все якобы украденное монастырское добро и сейчас спит себе спокойно дома, довольный, что столь удачно заморочил всем головы…