— Так вот я чего не договорила, — трещала сорокой девица. — Вампиры-то разные бывают: одни днем в гробах, значит, спят, а другие света не боятся. Но кусаться силы не имеют. Может, даже не помнят, что они по ночам на людей бросаются. В этом, значит, неправильные вампиры похожи на оборотней…
Госпоже Яминой данная тема была малоинтересна, однако она не прерывала сии рассуждения, понимая, что девушке нужно просто выговориться, иначе вампиры будут ей мерещиться уж не только по ночам…
— А живут они чуть ли не вечность! Если, конечно, кто-нибудь не убьет. И совсем не старятся, представляете! У меня это, честно говоря, в голове не укладывается. Значит, если б тот красавец страшный укусил бы меня, я б, как есть, сначала померла, а потом, совсем такая же, как сейчас, вылезла из могилы и пошла б по ночам шататься, народ пугать. Старухой никогда б не стала, а даже совсем наоборот — чем больше пила б кровь, тем больше молодела и хорошела.
Старухой никогда б не стала, а даже совсем наоборот — чем больше пила б кровь, тем больше молодела и хорошела. Интересно, а если полдеревни перекусать за раз, можно в младенца превратиться?..
А еще, знаете, в книжках пишут, будто деньги у них никогда не переводятся. Ну а то — за вечную жизнь сколько можно сокровищ скопить! И жить они, говорят, любят на широкую ногу. Это чтоб их за приличных людей принимали и на балы-приемы разные приглашали. А ведь удобно — балы-то все ночью устраивают.
— Танцы, рауты, приемы, — вздохнула Полина Кондратьевна. — Совсем неплохо. Не стареть и развлекаться целую вечность — я б, пожалуй, от такой жизни тоже не отказалась.
— Бог с вами, Полиночка Кондратьевна! Что вы такое говорите? — распахнула глаза Глафира. — Мало того что для этого каждую ночь людей за горло грызть придется, так и света белого тоже ввек не увидите!
— Да шучу я, глупая! — засмеялась Ямина, снимая пенки с закипающего варенья.
Нарушив покой в уединенном романтическом уголке сада, баронет чуть не силой увез приятеля развеивать скуку. Бороться с меланхолией предполагалось на очаровательном речном островке, где нежные сиреневые сумерки тревожило высокое пламя костра, в компании удалых, задорных молодцев — сыновей соседского помещика, с которыми познакомились вчера на именинах баронессы. Пирушку на свежем воздухе, на речном просторе молодые люди упорно называли звучным иностранным словом «пикник», с умопомрачительной скоростью опустошали корзины со съестным и напитками, разрывали тишь подступавшего вечера взрывами дружного хохота, пугавшими даже лошадей, и приставали с непристойностями к красным, смущенно и радостно хихикающим девкам, прихваченным с собою для пущего веселья.
Не забыли про цыган. Какой же праздник без песен и плясок? Пригласили табор. Правда, в таборе насчитывалось всего трое членов — косматый чернявый гитарист да две голосистые танцовщицы в ярких юбках и сверкающих звенящих монистах. Гитарист, исполнив с душой, но фальшиво два романса, упился коньяку и распластался под ракитой. Полногрудые девицы при ближайшем рассмотрении оказались вовсе не девицами, а удрученными богатым жизненным опытом особами и тоже весьма скоропостижно утратили пыл и задор. В общем, цыгане предоставили заказчикам веселья развлекаться по своему собственному усмотрению.
Баронет с товарищем припозднились: присоединились к обществу, когда молодцы уж порядком окосели, а девушки заметно осмелели. Гостям, как водится, налили по штрафной стопке — роль коей в данном случае выполняли вазочки для десерта. Артур Генрихович с готовностью подчинился требованию компании и немедля захмелел. Винченце же счел за лучшее незаметно вылить коньяк под елочку — конечно, деревце было жалко, но здоровье дороже.
В общем, данное празднество мало чем отличалось от многих прочих подобных увеселений. Обойдя островок кругом, продегустировав предложенные гостям вина (и найдя все сорта по очереди мало пригодными: либо кислыми, либо чересчур сладкими, горьковатыми, перестоявшими, безвкусными и прочее), Винченце заскучал. И задумался о том, как бы еще до восхода луны незаметно улизнуть. То есть покинуть пикник.
Общество разбилось на пары, пары разбрелись по островку. Костер без внимания приуныл, языки огня оставили попытки дотянуться до потемневшего звездного неба.
Артур увлек приглянувшуюся девицу на бережок, уютно окруженный с трех сторон кустами бузины.
— Ах, Наташа, — жарко шептал юноша, — ну будь же со мной поласковей…
— Ах, барин, — конфузливо шептана девица, — я уж и так мила с вами до неприличия, совсем же этак не комильфо…
Конечно, оба не замечали устремленных на них из темноты насмешливых глаз.
Островок оказался слишком мал, пришлось бы. очень постараться, чтоб никого не увидеть и не услышать. А Винченце и не старался. Он просто решил со вкусом допить… нет — додегустировать последнюю на сегодня рюмку кислой вишневой наливки — на живописном пригорке, утесом возвышавшемся над рекой, удобно прислонясь спиной к стволу могучей сосны. И он уже собирался уходить, чтоб не помешать амурному тет-а-тет, когда…
Из-под куртины осоки, росшей на кромке воды, высунулась длинная лапа, чешуйчатая, с перепонками меж костлявых пальцев. Вслепую похлопав растопыренной пятерней по траве, по земле, лапа угодила под каблук Артурова сапога — парочка смело обнималась, самозабвенно тискалась и при этом не могла устоять на месте. Лапа с писком отдернулась обратно под кочку. Однако вскоре из высокой осоки показалась лохматая голова с торчащими острыми, обросшими клочковатым мехом ушами. С поросячьим рылом вместо носа. Винченце не спускал с нее пристального взгляда — такой образины ему еще в жизни видеть не приходилось. Чудище подтянулось на тощих руках и вытащило свое не менее тощее тело из зарослей. Настороженно поглядывая на занятую друг дружкой парочку, странное существо, пригибаясь к земле, быстро шмыгнуло в кустарник. Насколько Винченце успел рассмотреть, росточка образина невысокого, спину покрывал широкий гребень иголок, напоминающих ежиные, на животе болтались четыре отвислых соска — согласно чему можно было сделать вывод, что данное существо самка…