Но итальянца не видно, как сквозь землю…
— Заблудились? — раздалось над ухом.
Феликс сдержался, чтоб не отскочить назад, только дернулся, развернулся.
Перед ним стоял итальянец — сложив руки на груди, глаза из-под козырька искрятся весельем, в уголках губ затаилась насмешливая ухмылка.
— О, scusami! [31] Я, кажется, вам помешал? — сказал нахальный тип, приветливо склонив голову и тронув затянутыми в перчатку пальцами козырек кепки. — Доброе утро! Хотя еще ночь, но «спокойной ночи» желать при встрече как-то нелепо. Вы, кажется, за мной следили? Весьма польщен оказанной честью. Еще раз прошу прощения, просто не смог сдержать любопытства. Позвольте спросить, чем обязан подобным вниманием?
— Тоже прошу извинить… Но куда пропал ваш акцент? — спросил Феликс первое, что пришло на ум, — лишь бы не стоять молча столбом.
— Акцент? — удивился маркиз, — Знаете ли, синьор, иногда он нужен, иногда мешает. Многим может показаться подозрительным иностранец с безупречным произношением. И вправду, вряд ли возможно хорошо изучить чужой язык, вращаясь в обществе, где все стараются изъясняться на любых наречиях Европы, только не на своем родном. Но скажу без ложной скромности, лично мне хватило полугода — сложность вашего русского языка преувеличивают, не слишком-то сильно он отличается от прежнего, славянского… Но ваше лицо кажется мне знакомым. Нам раньше не доводилось встречаться?
Рассуждая, Винченце постепенно надвигался на Феликса, оттесняя того назад — пока буквально не прижал спиной к толстому стволу сосны. Приблизившись вплотную, встал, положив ладонь на шершавую кору — клетчатый манжет вскользь коснулся шеи. Феликс почувствовал себя неуютно.
— Mi dica, per favore [32] , это не вас ли я вчера принял за стражника? — прищурился он, точно с такого ничтожного расстояния с трудом мог его узнать. — Ну надо же, так обознаться!.. Или в вашем округе особые порядки и в ночное дежурство выпускают недоучившихся школяров?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — произнес Феликс, готовый сам удивиться, как спокойно прозвучал его голос.
— Ну да, у вас тут странные обычаи, но не настолько, чтоб отправлять в дозор мальчиков-хористов, — проворчал Винченце, вцепившись взглядом в зрачки собеседника.
— Зачем же вы преследуете меня, синьор монах? Что вам от меня нужно, чтоб ходить по пятам каждую ночь? Сегодня, вчера, третьего дня на берегу у русалок!.. Не удивляйтесь, ваше присутствие невозможно не заметить. От вас за версту ладаном несет, как от свежеотпетого покойника… Cosa vuole da me? [33]
Зачем я вам сдался? Никаких законов не нарушал, никого не потревожил своим присутствием. Ничего себе не позволяю, соблюдаю все правила поведения и даже приличия. Non ho nulla da rimproverarmi, ho la coscienza pulita! [34]
Так чего вам от меня всем понадобилось?! — воскликнул он в сердцах, стукнув кулаком о дерево.
Отступил наконец от сосны, нервно прошелся взад-вперед, разглядывая свои перчатки. Не заметив, он всей ладонью размазал по коре струйки свежей, прозрачной как слезы, душистой смолы. Тонкая замша была погублена безвозвратно…
— Своим появлением вы испугали… — осторожно начал Феликс, поспешно отойдя от сосны на открытое, более безопасное место. Но маркиз перебил:
— Кого напугал? Ту девицу? Куда как загадочная особа! Я всего лишь хотел вернуть потерянную ею безделицу — и вовсе не собирался вмешиваться в ваши странные обряды!
— Что вы делали у часовни?
— Наслаждался видом достопримечательности! — заявил Винченце. Стянув с рук перчатки, похлопывал ими по бедру в раздражении, не спуская горящих глаз с Феликса. — Люблю, понимаете, посмотреть на работу старых мастеров. Подумать только — вот уж два века стоит, и время над ней не властно! Все вокруг изменилось: люди другие, селение переместилось с берега на берег, леса поредели. Да что говорить — даже река изменила русло! А часовня на прежнем месте, как была. Удивительно, dico bene? [35]
Умели раньше строить.
— Но почему ночью?
— Perche no? [36]
Вы зануда, синьор монах! — вздохнул он. — Днем палит солнце, а я не выношу жары. И просто обожаю северные летние ночи. Нуда, вы понятия не имеете, как вам повезло. Вам кажутся слишком обыденными эта прохладная синева, этот серебристый воздух, хрустальная роса на травах… А где-нибудь в джунглях ночью вот так не погуляешь — тут же лбом налетишь на баобаб. Нынче ночи так коротки, что небеса даже почернеть толком не успевают. В этом вся и прелесть… И все неудобство, — добавил он уж совсем не мечтательным тоном.
— Позвольте, но что…
— Chiuso! [37] Довольно на сегодня вопросов! — остановил его Винченце раскрытой ладонью. Феликсу этот жест показался несколько театральным. Подняв руку, Винченце, склонив голову, застыл на миг, точно задумавшись или прислушиваясь к предрассветной тишине… Но неожиданно звонко щелкнул пальцами — ровно у него перед носом. Феликс отпрянул — глаза ослепила внезапная вспышка нестерпимого света, в ушах зазвенело. Он невольно заслонил лицо руками…
Через мгновение, привыкнув к сиянию, смог осмотреться и понять… что слепящая вспышка — это неожиданно выскочившее на небосвод солнце, а оглушительный гомон вокруг — всего лишь пение пробудившихся птиц и шум листвы. Оторопело моргая глазами, Феликс уставился на сияющее светило, по-утреннему чистое, словно умытое в водах озера, играющее золотистыми, переливающимися радугой лучами.