Русалки-оборотни

— Да ну? — поднял бровь Егор Кузьмич, впрочем, не особо удивленно. — Зеленого аль новой окраски?

— Не смейся, я серьезно говорю! Вот те крест! — побожился мужичок. — Ко мне вчерась, как стемнело, дед Федот пришел. И прямо так с порога заявляет: худо мне, я, мол, помирать собрался. Ну делать нечего, выпили с ним по маленькой с горя, огурчиком закусили — все как положено. Потом-то я вспомнил, что мне к свояченице идти, дочка у ней замуж выходит, а я, значится, как кум, обязан просто…

— Ну? — поторопил рассказчика кузнец.

— Ну и, значит, выпили мы с дедом и за дочку, и за свадьбу дочкину… И по стопочке за все остальное. А потом я фонарь взял и пошел могилу рыть. Чтоб, значит, на всякий случай имелась. Только, устамши, не рассчитал малость да шибко глубоко выкопал. Я и так, и этак — а вылезти не могу.

Только, устамши, не рассчитал малость да шибко глубоко выкопал. Я и так, и этак — а вылезти не могу. Фонарь наверху выгорел весь, погас, значится…

— Ну и чего? — прервал Егор вошедшего во вкус повествователя.

— Лег я отдохнуть, — продолжал расписывать могильщик, не обращая внимания на недовольство слушателя. — Земля сырая, холодная — но не шибко, конечно, терпимо. Приятно даже после жары да работы. В общем, только я дух перевел, как вдруг на меня сверху… — эффектная пауза, — черт прыгает! Ка-ак выскочит из-под земли…

— Ты ж сказал, сверху? — не понял кузнец.

— Ну да, — кивнул мужичок. — Могилка-то глубокая получилась. Ты дослушай, не перебивай! Так, значится, выпрыгнул и давай на мне скакать! Весь живот отдавил, чуть дух вон не вышиб! Смотри, весь в синяках… Сам страшенный, жуть! Весь черный, как сажа. Рожа синяя, глазищи — во! Горят, как бешеные уголья в темноте. Волосья дыбом, рога острые. Скачет и приговаривает: кончай пить, кончай пить! А не бросишь, говорит, прокляну — и водка у тебя в горле будет подобна мертвому праху! Так и сказал, не поверишь, мертвому праху…

Могильщик размашисто осенил чело крестным знамением и еще для верности поплевал через левое плечо. (Слева от него как раз рос куст тальника, и Глаша поспешила отскочить подальше.)

— А потом ка-а-ак набросится на меня и давай душить! — со слезой в голосе добавил мужичок, — Едва вырвался, чуть плечо не вывихнул… И что тут делать прикажешь? — с тоской глянул снизу вверх на кузнеца, — Ведь «мертвому праху»!

— Не пей, — коротко сказал кузнец, пожав богатырскими плечами.

— А свадьба как же? — горестно вздохнул тот.

— Тогда пей, — как отрезал Егор Кузьмич. — Но… — поднял он палец перед носом могильщика, — …маленькими глотками и по чуть-чуть. Дабы не подавиться.

Глафира прыснула и зажала рот ладошкой.

— …И хохочет, как сумасшедший. Ржет-заливается, аж прихрюкивает от радости. И чего смешного нашел?.. — пробормотал мужичок напоследок.

И ушел, а кузнец остался стоять в задумчивости. Глаша, сделав вид, что ничего не слышала и вообще собиралась пройти мимо, обогнула тальник.

— Глаш, ты куда? — окликнул ее кузнец.

— По делам! — важно вздернув нос, ответила девица.

— По каким еще делам? Постой! — и ухватил своей лапищей за запястье.

— По важным! Пусти, недосуг мне. К Полине Кондратьевне спешу.

— К Яминой? Да спит она еще, поди.

— Как же спит, если гости у нее.

— Гости? — нахмурился кузнец. — Уж не ваши ли монахи?

— Они самые, — кивнула Глаша, поразившись догадливости друга.

— А ты там на что? — продолжал тот допытываться.

— Как же, — растерялась чуток девица, — помогать! Дедушка вон уехал, а мне присматривать за ними велел.

— Иван Петрович? Куда уехал? Когда?

— С утра пораньше, в монастырь. Сказал только — очень с игуменом повидаться надо.

— Ясно, — вздохнул Егор.

— Чего это тебе ясно? — прищурилась Глафира.

— Ничего, — повесил голову кузнец. — Прийти обещалась, я ждал-ждал… Надумала, куда качели-то вешать?

— Не-а, не успела еще.

Не до качелей пока, после, — отмахнулась Глаша. — Прощай!

— Красивая ты сегодня. Ленту новую вон заплела.

— Ты заметил? — засияла девушка. — Смотри какая — атласная!

Кузнец кивнул и снова уставился на свои лапти.

— Ты только это, того… Хоть они и ученые, да одно монахи. В попадьях, стало быть, не нуждаются. Негоже на грех наводить…

— Да ты чего?.. — Глафира даже лицом потемнела. — Да я от тебя таких слов… Дурак ты! Вот!

Развернулась резко — аж коса змеей взлетела — и ушла, почти убежала прочь.

Правда, тут же вернулась и, не глядя в глаза, выпалила:

— И вообще! Готова поспорить, ты эту фразу все утро придумывал! — больше ничего не сказала.

Глядя ей вслед, Егор задумчиво потер лоб. Снова вздохнул.

Видать, у Глафиры день с утра не заладился.

Старушки у колодца были уже в сборе, все трое что-то горячо обсуждали. Едва завидев спешащую к ним девушку, притихли, поджав губы, и дружно занялись кто рукоделием, кто семечками.

— Доброго утра, бабушки! — вежливо поклонилась Глаша.

— Доброе, милая, — кивнула одна.

— Коль не шутишь, — добавила другая.

— А я к вам за советом…

— Да чего ж мы, старые, знаем? — перебила третья.

— Чего и знали, уж забыли, — покивала другая.

— Вот, нашла я тут, случайно, — пропустив ехидные колкости мимо ушей, продолжила Глафира и представила старушкам полотенце: — Обронил кто, думаю. Или ветер со двора унес, или собаки утащили…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125