— Их кремируют?
— Я буду рекомендовать кремацию. И поэтому тела нужно доставлять в Ричмонд. В нашем анатомическом отделе есть крематорий.
Дверь приоткрылась. Марино просунул голову.
— Док?
Я поднялась и вышла в коридор.
— Бентон вызывает нас в Квантико.
— Не сейчас же.
Я заглянула в зал. Занявший мое место Филдинг что-то говорил, и люди слушали его внимательно, с тревогой и страхом.
— У тебя дорожная сумка с собой? — продолжал, не слушая меня, Марино.
— Это что, действительно так необходимо? — жалобно спросила я.
— Иначе я бы и не спрашивал.
— Ладно, подожди минут пятнадцать. Я только закончу здесь.
Стараясь не выдавать смятения и страха, я сообщила собравшимся, что уезжаю на несколько дней в Квантико, и добавила, что со мной всегда можно связаться по пейджеру. Потом мы с Марино сели в мою машину — его «форд» уже отправили в мастерскую, чтобы привести в порядок разбитый Рошем бампер, — и вскоре уже мчались по 95-й на север.
Потом мы с Марино сели в мою машину — его «форд» уже отправили в мастерскую, чтобы привести в порядок разбитый Рошем бампер, — и вскоре уже мчались по 95-й на север. По радио бесконечно повторяли одно и то же, так что в конце концов мы и сами могли бы рассказывать о случившемся не хуже репортеров.
За последние два часа в Олд-Пойнте никто больше не погиб, по крайней мере, о новых жертвах ничего не сообщалось. Террористы уже освободили несколько десятков заложников. В новостях говорили, что людей отпускают по двое-трое. Всех их задерживали, проводили медосмотр, а потом опрашивали.
В Квантико мы прибыли около пяти. Смеркалось. Морские пехотинцы в камуфляже рассаживались по машинам и собирались группами за защитным рубежом, сооруженным из мешков с песком. Проезжая мимо, я с болью всматривалась в юные лица. Дорога повернула, и над деревьями, как всегда неожиданно, выросли желто-коричневые здания. Сам комплекс выглядел обычно и мог бы сойти за университетский городок, если бы не обилие антенн на крышах. Путь нам преградила протянутая поперек дороги зубастая лента.
Вышедший из караулки вооруженный охранник улыбнулся — мы не были здесь чужими — и поднял шлагбаум. Мы припарковались на большой площадке напротив самого высокого из зданий — «Джефферсона», как его здесь называли, — бывшего центром Академии. В нем находились и почта, и тир, и столовая, и магазин, и даже спальные помещения на верхних этажах, включая специально оборудованные комнаты для взятых под защиту свидетелей и шпионов.
Агенты-новобранцы в хаки чистили, разбирали и собирали оружие в ружейной комнате, и в какой-то момент мне даже показалось, что я всю жизнь вдыхала запахи масла и растворителей, слышала шум вырывающегося из дула воздуха. Многое в моей судьбе переплелось с этим местом, где не было, наверно, уголка, не пробуждавшего тех или иных эмоций. Здесь я влюбилась, сюда приходила со своими самыми страшными делами. В этих классах я преподавала и консультировалась и сюда, по неосторожности, привела племянницу.
— Куда идем, бог его знает, — проворчал Марино, когда мы вошли в лифт.
— Давай не будем торопиться. Всему свое время.
Стальные дверцы закрылись, отрезав нас от агентов в новеньких форменных головных уборах.
Марино нажал кнопку нижнего уровня, создававшегося когда-то давно как бомбоубежище для Гувера[36]. Отдел профайлинга, как его по привычке называли во всем мире, находился на глубине в шестьдесят футов, и от ужасов, которые открывали для себя работавшие там люди, невозможно было отвлечься даже взглядом в окно, поскольку таковые просто-напросто отсутствовали. Признаться, я никогда не понимала, как Бентон работал в этих условиях год за годом, потому что я сама, когда консультации затягивались больше, чем на день, начинала сходить с ума и думала только о том, чтобы уйти, уехать, вырваться оттуда.
— Всему свое время? — проворчал Марино, когда лифт остановился. — При нынешнем сценарии времени у нас уже нет. Мы опоздали. Начали врубаться, когда чертова игра уже закончилась.
— Еще не закончилась.
Мы прошли мимо дежурного и свернули в коридор, который вел прямо к кабинету начальника отдела.
— Да уж, будем надеяться, что все это не кончится полным крахом. Вот же, дерьмо. Эх, нам бы сообразить раньше. — Как всегда, когда злился, Марино шагал быстрее.
— Мы не могли сообразить раньше, потому что мало знали.
— А я думаю, кое о чем следовало бы догадаться уже после того странного звонка. Да и потом…
— Ради бога, перестань. О чем мы могли догадаться после звонка? О том, что террористы планируют захватить атомную электростанцию?
Секретарша у Бентона была новая, и я никак не могла вспомнить, как ее зовут.
— Добрый день. Он у себя?
— Как вас представить? — с улыбкой спросила девушка.
Мы назвали свои имена и, набравшись терпения, подождали, пока она доложит о нас боссу. Разговор длился недолго.
Секретарша положила трубку и посмотрела на нас.
— Можете войти.
Уэсли сидел за столом, но при нашем появлении сразу же вскочил. Вид у него был, как обычно, серьезный и даже хмурый. Возможно, этому способствовали серый шерстяной костюм и черный с серым галстук.
— Можем пройти в конференц-зал, — предложил он.