Похищение Елены

Вообще-то, царевич читал, это есть такая фигура речи с непонятным незапоминающимся настоящему витязю Лукоморья филологическим названием, и что так говорят, когда кто-то на большой скорости приближается к какому-либо предмету.

Но в его случае это явление было буквально и реально, как падающий кирпич.

Размахивая двумя боковыми ветками, как руками, дерево со всех корней летело вперед, не разбирая дороги, и гнусаво вопило:

— Не догонишь, не догонишь!.. Бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе!!!..

За ним, как удалось разглядеть царевичу прежде, чем оно сбило его с… с… (тут Иванушка решил, что с его анатомией надо было еще разбираться и разбираться и удержался от скоропалительных, но устаревших выводов) короче, уронило его на землю, отчаянно всхлипывая, бежало второе, поменьше, и выкрикивало:

— Отдай!.

.

За ним, как удалось разглядеть царевичу прежде, чем оно сбило его с… с… (тут Иванушка решил, что с его анатомией надо было еще разбираться и разбираться и удержался от скоропалительных, но устаревших выводов) короче, уронило его на землю, отчаянно всхлипывая, бежало второе, поменьше, и выкрикивало:

— Отдай!.. Это не твое!.. Отдай же!.. Отдай!.. Дурак!..

Маленькое дерево не сумело перепрыгнуть через Ивана, запуталось в его… ногах?.. корнях?.. отростках?… упало на траву рядом с ним и заревело.

Хулиган убежал.

Деревце осталось.

Оно лежало и горько плакало, плакало, как будто произошло что-то страшное, как будто ничего уже нельзя было поделать и исправить, и вот-вот должен был наступить конец света не только у них, но и во всех мириадах окружающих их миров.

Короче, самозабвенно и взахлеб, как плачут все несправедливо обиженные маленькие дети.

Хотя, обижать маленьких детей вообще несправедливо…

Поэтому, превозмогая ощущение, что все его пять?.. шесть?.. три?.. десять?.. чувств находятся и работают одновременно, но в разных мирах и измерениях, Иванушка подобрался, не вставая, к девчушке и попытался погладить правой боковой веткой ее по листьям кроны.

Для себя он почему-то решил, что больше всего это деревце похоже на рябинку.

Не то, чтобы он мог отличить рябину от клена, но просто ему так показалось.

— Не плачь, девочка… Не плачь… Кто тебя обидел?

— Он… Отобрал… Это мамино…

— Что он отобрал?

— Ожерелье… отобра-а-а-а-ал!..

— А он кто?

— Бра-а-а-а-ат!.. Дура-а-а-к!.. А-а-а-а-а-а-а!..

— Да он отдаст. Не расстраивайся ты так.

— Не от-да-а-а-а-аст!..

— Побегает — и отдаст.

— Не-е-е-ет… Он вре-е-ед-ный!.. Мама ругаться бу-у-у-у-дет!.. — и снова в слезы.

Перед детским ревом Иван был бессилен.

Он почувствовал, что еще минута — и он пойдет и бросится в фонтан не для того, чтобы переместиться в другой мир, а просто для того, чтобы утопиться и не слышать его больше.

И тут его посетила идея, простая и незатейливая, за которую кто-нибудь вряд ли когда-нибудь получит Нобелевскую премию, а следовало бы.

— А хочешь, я расскажу тебе сказку?

Рев мгновенно прекратился.

Взлохмаченная маленькая крона кивнула, и под ней из складок коры вырисовались и проявились большие влажные зеленые глаза.

— А какую? — осторожно спросила древесная девочка, вытирая веткой деревянный нос. — Только интересную. И я все сказки уже знаю. И если ты будешь рассказывать какую-нибудь старую или скучную, я опять зареву, — честно предупредила она.

— Такую ты еще не знаешь, — заверил ее царевич, приобнял одной веткой, и начал:

— Э-э-э… Так вот, значит… Кхм…

— Ты ее забыл! — обвиняющее повернулась к нему лицом Рябинка.

— Нет, что ты! Я ее прекрасно помню.

«Вот только не знаю, какие сказки у вас тут сказки», — мысленно добавил он.

Но времени на размышление не оставалось — девочка уже снова закрыла глазища, сморщила нос и набрала полный ствол воздуха.

— Ну, значит, слушай. Посадил дед… Дуб… репку. Выросла репка большая — пребольшая. Стал Дуб репку из земли тащить…

— Зачем?

— Н-ну… Чтобы она на поверхности жила… Как они…

— А-а…

— Вот… Тянет-потянет — а вытянуть не может. Позвал Дуб Липу. Липа — за Дуб, Дуб — за Репку — тянут-потянут — вытянуть не могут. Позвала Липа… Малину. Малина — за Липу, Липа — за Дуба…

Рябинка с интересом дослушала до того места, когда при решающем усилии Крапивы Репка все-таки увидела белый свет, но когда Иванушка сделал попытку произнести «Тут и сказке конец», нижняя губа снова многообещающе оттопырилась.

— А дальше?

— Дальше?..

— Да, дальше. Что было дальше?

Иван задумался.

А, в самом деле, что же могло быть дальше?..

— А дальше Дуб вымыл Репку и положил на… на… на камушек… сушиться. Полежала-полежала на камушке Репка, да надоело ей. Соскочила она на землю и покатилась. Катится она этак по дороге — катится, а навстречу ей… навстречу ей… — Иван панически оглянулся по сторонам и увидел бабочку.

— …А навстречу ей — бабочка. И говорит Бабочка: «Репка-Репка, я тебя съем!» А она ей: «Не ешь меня, бабулечка, я тебе песенку спою». И запела: «Я ядрена Репка, уродилась крепкой, полежала, посушилась, и по лесу покатилась. Я от Дуба ушла, и от Липы ушла, и от Малины ушла, и от Шиповника ушла…» — покатилось вместе с шаловливой репкой повествование Иванушки по более-менее знакомой колее.

Рябинка слушала, восхищенно раскрыв рот.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187