— Стой! — шепнул Гагат. — По-моему, он снова распрощался со своим сознанием. Слабонервный материал попался какой-то… Ну, что ты стоишь? Приводи его в себя!
— Как?
— Попробуй снова… этой… вашей… тырью…
— Чем?!.. А-а!.. Один момент!..
— Значит… это такое… точное… гадание?.. — прохрипел Виктор, едва очнувшись, и будучи, видимо, не в силах выслушивать краткий курс юного колдуна далее. Гагат с академическим интересом отметил, что кожа его теперь приобрела интересный оттенок бирюзового, ранее на человеческих существах никем не наблюдавшийся, и это могло бы принести им на черном рынке лишние пять-семь динаров.
— Абсолютно, — с гордостью подтвердил Иудав.
— И вы… все узнаете… если даже я… ничего не скажу?..
— Абсолютно.
— И нет… возможности… помешать… моим внутренностям… это сделать?..
— Абсолютно.
— Ну, тогда… если все равно… не скрыть… — и в голосе у него прозвучал незаданный вопрос.
Оба брата в унисон покачали головами.
— Я скажу… Но после этого… вы меня… не убьете?..
Братья переглянулись.
— Может быть, — ответил Гагат.
Он имел в виду «Может быть, не сразу».
Огранщик понял это по его глазам.
Ни одно живое существо с такими глазами сразу не убивает.
Он отвернулся и уткнулся лбом в стену.
Виктору не хотелось умирать. Особенно теперь, когда цель их путешествия была так близка (если верить старику Шараду). Еще какие-то несколько дней — и его народ будет хоть насильно, хоть под угрозой смерти, но освобожден, извлечен на поверхность земли и получит в дар для начала новой счастливой жизни целый огромный новенький город — «муха не сидела», как выразился бы Сергий Путешественник в свойственной ему цветистой манере — и караван, груженый темными очками в придачу.
Но еще меньше ему хотелось предавать Путешественника на растерзание этим сумасшедшим убийцам. Подумать только — он считал Благодетелей жестокими!.. Вот уж, действительно: век живи — век учись.
Дураком помрешь…
Но что ему оставалось делать?!..
Ведь иначе эти с ним сотворят такое, что Благодетелям бы и в голову не пришло, и что, наверное, только кошмарам снится в кошмарах!..
Что же делать?..
Что делать…
А, может, они меня просто пытаются запугать?.. Люди не могут делать такого с другими людьми!..
Или могут?
Но их гадание… Они всё равно всё узнают…
Сергий обречен.
Из-за меня.
И я никак не могу ему помочь. Он даже не успеет понять, что с ним случится!..
Если они нападут внезапно.
А если нет?.. Если они будут осторожны?
А почему они должны быть осторожны?
Если они будут напуганы.
На прощание я им докажу, что в эту игру могут играть и трое.
А там, глядишь, или они себя чем-нибудь выдадут, или он успеет убежать…
А я…
Всё равно я должен был умереть еще там, в водопаде.
— Я… все скажу… если так… — набравшись решимости, Виктор повернулся в сторону колдунов. — Этот кувшин… который вы ищете… он у моего спутника… могучего мага из… из… из-за границы….
— У старика?
— Н-н… Да. Он старик, конечно, но выглядит как юноша. Ему уже ст… дв… три… четыреста лет… Он вообще может выглядеть так, как хочет!.. Если захочет, он может превращаться в любое животное, насекомое или птицу и… и… и принимать облик любого человека!.. Да-да, все время — только так! Только этим и занимается!.. Бац! — и он похож на меня как брат-близнец!.. Бац! — и на еще кого-нибудь!.. Вот… А еще он может… может… заставить вещи летать!.. Да!.. Только рукой махнет — и — р-раз — и кувшин полетел!.. Р-раз — и сам воду в чашку наливает!.. Раз плюнуть!.. Да он и сам может летать!.. Да. Очень легко даже!.. Вот так вот — как мне пойти пешком, так ему — взять и полететь!.. Р-раз — и все!.. И улетел!.. А потом — р-раз! — и прилетел! А одного его слова слушаются и верблюды, и ящерицы, и собаки!.. А его взгляда не выдерживают даже змеи!.. Он как посмотрит на змею — а она р-раз! — и в обморок!.. А он их потом ест.
. А он их потом ест. Живыми. С хвоста. И нахваливает. А еще — когда захочет, он может читать мысли вслух на расстоянии у любого человека, или внушать кому угодно что угодно!.. Посмотрит в глаза — и ка-а-к внушит!.. Ка-а-к внушит!.. У него глаза — как два буравчика! Насквозь тебя видят!.. Вот, например, однажды одному торговцу, который подсунул ему свиную колбасу, он посмотрел в глаза две секунды и внушил, что он — птица, и у того сразу же выросли перья на руках, и он взлетел на крышу своей лавки и…
Виктора, не страдавшего никогда в своей жизни красноречием, понесло.
Как неуклюжий серфер, который первый раз в жизни поймал волну и теперь, одурев от счастья и ужаса, несется над пальмами и гостиницами, потому что это волна оказалась цунами, так и он, начав сочинять всемогущему магу Сергию что-нибудь такое этакое для иллюстрации его всемогучести, теперь понял, что не может остановиться, и что под застывшими взглядами гадкой парочки несет такое… такое… ЭТАКОЕ…
— Врет, — хищно оскалившись, не выдержал первым тот, который помладше, после очередного пассажа о сверхъестественных свойствах каждой волосинки из головы великого иностранного волшебника.
Но в голосе его, где-то далеко-далеко, глубоко-глубоко прозвучала тоненькая крохотная нотка испуга, и у Виктора от непрошенной надежды замерло сердце и пропал голос.