Анна тараторит, запинается, путаясь в словах, словно вопреки своей воле сейчас перейдет на язык, который выучила в жизни первым. В ее душе происходит борьба. Весь ее вид подтверждает то, что я вынуждена заподозрить: моя подруга получила повестку в Верховный суд. Специальное жюри присяжных Ричмонда будет решать, достаточно ли у следствия улик, чтобы обвинить меня в убийстве Дианы Брэй. Анна говорит, будто ею воспользовались. Ее подставили.
— Кого ты подозреваешь? Райтера? Буфорд причастен? — спрашиваю я.
Та утвердительно кивает.
— Никогда этого не прощу. Уж будь покоен, Райтер, — клянется она.
Мы переходим в гостиную, где на элегантной подставке из тисового дерева стоит беспроводной телефон. Я беру трубку.
— Анна, ты понимаешь, что ничего не обязана мне рассказывать? — Пробую дозвониться Марино.
Усилием воли мне удается добиться удивительного спокойствия. — Да, Буфорду это точно не понравится. Может, тебе не стоило со мной разговаривать.
— Как только мне вручили повестку, он сам позвонил, собственной персоной, и объяснил, что от меня требуется. Я тут же позвонила Люси. — Анна по-прежнему говорит на ломаном английском, уставившись на Макговерн бессмысленным взглядом. Такое чувство, словно до нее не доходит, кто это такая и что делает в этом доме.
— А в котором часу заявился этот типчик с повесткой? — спрашиваю хозяйку. У Марино сразу включается голосовая почта. — Черт побери, — бормочу я. Он перевел телефон на автоматический прием. Оставляю сообщение, чтобы он перезвонил. Срочно.
— Часов в десять утра, — отвечает на мой вопрос австрийка.
— Интересно, — отвечаю я. — Примерно в это же время Шандонне перевозили отсюда в Нью-Йорк. Потом все дружно повалили на заупокойную службу Брэй, и тогда же я познакомилась с Бергер.
— Ну и как, по-вашему, все это связано? — Макговерн слушает мои размышления, сосредоточив на мне цепкий взгляд проницательных, опытных глаз. Раньше она была одной из самых одаренных дипломированных следователей по пожарам, пока ее не повысили в должности и не перевели в службу надзора те самые люди, из-за которых она в конечном итоге была вынуждена бросить работу.
— Точно не скажу, — отвечаю я. — Бергер хотела посмотреть, кто заявится почтить память покойной. Подозреваю, ее интересовало, приду ли я, а значит, вполне возможно, что она знала о расследовании и решила проверить меня сама.
Тут затрезвонил телефон Анны.
— Дом Анны Зеннер, — отвечаю я.
— Ну, что стряслось? — Марино пытается перекричать включенный телевизор.
— Я как раз это и хочу выяснить.
Он сразу смекнул, что вопросы задавать теперь не время — надо прыгать в машину и газовать сюда. Настал момент истины.
Мы ждем его перед камином в гостиной у Анны; рядом стоит елка в белых огнях, закутанная в гирлянды и украшенная стеклянными зверушками и деревянными фруктами. Внизу лежат подарки. Я тихо перебираю в уме каждое слово, когда-либо сказанное в разговорах с Анной. Пытаюсь вспомнить то, что она непременно передаст, когда Райтер будет задавать ей вопросы у скамьи присяжных. Сердце сжимают ледяные пальцы страха, и все же слова мои звучат вполне разумно. Внешне я спокойна, пока Анна распространяется в подробностях, как ее подставили. Все началось с того, что во вторник четырнадцатого декабря с ней связался Райтер. Минут пятнадцать она объясняет, что тот позвонил ей на правах друга. Обо мне ходили разговоры. Он кое-что услышал и счел своим долгом навести справки, раз уж, как известно, мы с Анной близкие подруги.
— Что-то не вяжется, — говорит Люси. — Тогда Диана Брэй еще была жива. Зачем Райтеру понадобилось разговаривать с Анной столь заблаговременно?
— Я тоже не просекаю, — соглашается Макговерн. — Чем-то тут нехорошим попахивает.
Они с Люси сидят на полу перед камином; я, по своему обыкновению, устроилась в кресле-качалке, а Анна неподвижно застыла на оттоманке.
— А когда Райтер звонил, четырнадцатого, что именно он сказал? — спрашиваю Анну. — Конкретно, как начал разговор?
Мы встречаемся взглядами.
— Он сразу, с ходу заявил, что серьезно обеспокоен состоянием твоего рассудка.
Киваю. Нет, я не оскорблена. После того как убили Бентона, я действительно в некотором отношении съехала с колеи, хотя душевнобольной никогда не была. Уж в собственном здравомыслии я не сомневаюсь. Единственное, в чем меня можно обвинить, — в попытке убежать, скрыться от боли.
— Да уж, смерть своей половины я перенесла не с гордо поднятой головой, — признаю я.
— Нет-нет. Буфорд совсем не это имел в виду, — говорит Анна. — Его вовсе не интересовало, как ты справляешься с горем, Кей. Тут другое. Он хотел знать, как развиваются ваши отношения с Дианой Брэй.
— Какие еще отношения? — Тут же приходит в голову, что, наверное, сама Брэй позвонила Райтеру — поставить очередной капкан. — Мы с ней едва были знакомы.
Анна устремила на меня усталый взгляд. На ее лице плясали блики пламени, и я в который раз за сегодня удивилась, насколько подруга постарела в одночасье — словно не день прожила, а десять лет.
— Ты сама рассказывала, что вы с ней регулярно ссорились и что у вас был ряд стычек, — отвечает она.
— Да, но начинала неизменно Брэй, — спешу оправдаться. — А лично мы знакомы не были. Даже не общались как следует.