— А иначе не выжить, — не соглашаюсь я.
— Ты прячешься в песок, закрываешь глаза на проблему. Человек, отрицающий прошлое, обречен повторять его снова и снова. И ты тому живое доказательство. После той, первой утраты ты переживаешь одну потерю за другой. По иронии судьбы ты даже выбрала связанную со смертью профессию; доктор, который говорит с мертвыми, прислуживает у смертного одра. Развод с Тони. Смерть Майка. В прошлом году убили Бентона. Теперь Люси попала в перестрелку, и ты ее чуть не потеряла. И вот, наконец, ты сама. В твой дом пришел этот ужасный человек, и мы едва тебя не лишились. Потери, сплошные потери.
Гибель Бентона до сих пор причиняет мне невыносимые мучения. Боюсь, эта рана так никогда и не заживет до конца и постоянно придется избегать эха пустых комнат в доме моей души и отчаяния в сердце. Я в который раз негодую, вспоминая, как полицейские не задумываясь трогали вещи, принадлежавшие Бентону, топали грязными башмаками по тончайшему коврику в столовой, который возлюбленный подарил мне как-то на Рождество. Им невдомек. Им безразлично.
— В таких случаях, — поясняет Анна, — если болезнь не остановить, она набирает обороты и затягивает тебя, будто в черную дыру.
Я отвечаю, что моя жизнь — вовсе не черная дыра. Спорить, что у меня не тот случай, даже не пытаюсь.
Не знаю, какой надо страдать непрошибаемой тупостью, чтобы этого не заметить. Впрочем, в одном я непоколебима.
— Меня злит, что ты думаешь, будто я сама его к себе зазвала, — говорю подруге, имея в виду Шандонне (вряд ли когда-нибудь смогу назвать этого человека по имени). — Будто я каким-то образом сама напросилась, чтобы ко мне прокрался убийца. Если я, конечно, правильно тебя поняла.
— Вот и меня то же самое интересует. — Намазывает булку маслом. — Я именно об этом тебя и спрашиваю, Кей, — угрюмо повторяет она.
— Ради всего святого, Анна, как ты можешь думать, будто я намеренно навлекала на себя собственную смерть?
— Просто не ты первая, не ты последняя. Все делается неосознанно.
— Осознанно — неосознанно… я не того поля ягода, — заявляю с полной уверенностью.
— Достаточно только подумать, и механизм запущен. Ты. Потом Люси. Она чуть не превратилась в то, против чего сама же борется. Осторожнее выбирай врага, ибо мы превращаемся во врагов своих. — Анна походя цитирует Ницше.
— Я не хотела, чтобы ко мне пришел убийца, — решительно повторяю я. Я по-прежнему избегаю произносить имя вслух, дабы не облекать его владельца некой властью надо мной. Не хочу признавать его существование.
— Откуда он знает твой адрес? — продолжает расспросы Анна.
— Мой дом то и дело показывают по телевизору, к сожалению, — предполагаю я. — Не знаю, где он его раздобыл.
— Да? Пошел в библиотеку и прочел твой адрес. Это безобразное создание, столь сильно изуродованное природой, что редко выползает на свет среди бела дня. Эта врожденная аномалия с собачьей мордой, у которой свободного места на теле не найдешь — все волосами поросло, длинным зародышевым пушком безо всякого пигмента. Он наведался в публичную библиотеку? — Анна умолкает, чтобы я прочувствовала всю абсурдность сказанного.
— Не знаю, как он выяснил, — повторяю я. — Маньяк прятался где-то неподалеку. — Я все больше расстраиваюсь. — Не переноси вину на меня. Почему я для всех крайняя?
— Мы творцы своей судьбы. Мы же и ее разрушители. Все просто, Кей.
— Невероятно, что ты вообще допускаешь, будто я могла желать его визита. Уж я-то… — Перед глазами вспыхнул образ Ким Льонг. Помню, как под моими пальцами в латексных перчатках хрустели размозженные кости ее лица. Помню одуряющий приторный запах спекшейся крови в душной застойной подсобке, куда Шандонне оттащил умирающую, чтобы удовлетворить свою безумную похоть, кусая, избивая и пачкаясь кровью. — И те несчастные тоже не навлекали на себя подобной участи.
— С теми женщинами я не была знакома, — говорит Анна. — И не мне судить об их поступках и промахах.
Вот я вижу Диану Брэй, ее поруганную горделивую красоту, жестоко выставленную на всеобщее обозрение на голом матрасе в ее собственной спальне. К тому времени, когда убийца с ней закончил, она стала практически неузнаваема. Складывается впечатление, что он питал к ней более жгучую ненависть, чем к Ким Льонг. Куда более жгучую, чем к тем женщинам, которых, как мы полагаем, он убил в Париже до отбытия в Ричмонд. Вероятно, Шандонне почувствовал в Брэй нечто близкое, и его ненависть к себе достигла апогея. Диана Брэй была существом хитрым и хладнокровным. Жестокая женщина с легкостью пользовалась своим положением в собственных интересах, власть была для нее как воздух.
— И у тебя имелись веские основания ее ненавидеть. — Таков был ответ Анны.
Заявление подруги прервало мои мысленные рассуждения. Я задумалась, не решаясь ответить сразу. Говорила ли я когда-нибудь, что кого-то ненавижу или, хуже того, повинна в таком грехе? Ненавидеть себе подобного — грех.
Говорила ли я когда-нибудь, что кого-то ненавижу или, хуже того, повинна в таком грехе? Ненавидеть себе подобного — грех. Так нельзя. Ненависть — преступление духа, ведущее к преступлению плоти. Ненависть — то, что приводит многих моих «клиентов» на стол для аутопсии.
Заверяю Анну, что я не испытывала к Диане Брэй ненависти, несмотря на то что она готова была жизнь положить, лишь бы меня растоптать и уничтожить. Несмотря на то что она чуть не добилась моего увольнения. Брэй страдала патологической завистью и амбициозностью. Но нет, я не испытывала к ней ненависти. Диана Брэй была нехорошим человеком, злодейкой, однако даже она не заслужила такой жестокой расправы. И разумеется, сама Диана на такое не напрашивалась.