— Чем вы стучали? — спрашивает Бергер.
— Припоминаю, там был дверной молоток. Наверное, им. — Он осушает последние капли пепси в стаканчике, и Марино на экране спрашивает, не налить ли еще. Шандонне, зевнув, качает головой. Этот мерзавец рассказывает, как он пришел в мой дом, чтобы вышибить мне мозги, и умудряется при этом зевать!
— Почему вы не воспользовались звонком? — интересуется Бергер. Это важно. Звонок активизирует систему слежения. Если бы Шандонне все-таки позвонил, я бы увидела его на экране, не открывая двери.
— Не знаю, — отвечает тот. — Увидел молоток и постучал.
— Вы обратились к хозяйке с какими-нибудь словами?
— Сначала промолчал. Потом до меня донесся женский голос: «Кто там?»
— И что же вы ответили?
— Представился. Сказал, что располагаю сведениями о неопознанном трупе, чьим делом она занимается. Попросил разрешения переговорить с ней.
— Вы сказали, как вас зовут? Назвались Жан-Батистом Шандонне?
— Да. Я сообщил, что приехал из Парижа и заезжал к ней на работу, но не застал. — Он снова зевает. — И тут происходит прямо-таки что-то невероятное, — продолжает он. — Внезапно дверь открывается, и передо мной предстает она. Приглашает войти. Едва я успел ступить на порог, как дверь за мной захлопнулась, у нее в руке откуда-то оказался молоток, и она попыталась меня ударить.
— Вдруг оказался молоток? Она его схватила? Или он сам собой возник, из воздуха?
— По-моему, эта женщина схватила его со столика в прихожей.
Не знаю. Все произошло так быстро. Я пытался спастись, побежал в гостиную, молил ее остановиться, и тогда случилось самое кошмарное. Быстро, как молния. Помню только, что я оказался по одну сторону дивана, она по другую, да как запустит чем-то мне в лицо. Будто жидким огнем в глаза метнула. Никогда не чувствовал такой, такой… — Он снова всхлипывает. — Боли. Я кричал, пытался прочистить глаза. Казалось, она точно меня убьет, и вдруг в голове как вспышка молнии пронеслось: она одна из этих. Это они. Теперь-то я точно в их лапах. Надо же, сам угодил в ловушку! Все было запланировано, чтобы мой погибший брат попал именно к ней, потому что она — одна из них. Теперь меня арестуют, чтобы получить наконец то, за что они так долго боролись.
— И что же этим людям от вас нужно? — спрашивает Бергер. — Расскажите снова, потому что мне очень трудно понять, а тем более поверить в то, что вы пытаетесь объяснить.
— Им нужен мой отец! — За все время разговора Жан-Батист впервые проявил сильные эмоции. — Они хотят добраться до папы! Найти предлог, чтобы схватить его, унизить, уничтожить. Выставить все так, будто мой папуля породил убийцу, и тогда подобраться вплотную к моей семье. И все это продолжалось годы! Годы! Я — Шандонне. Посмотрите, на что я стал похож! Смотрите! Смотрите же!
Он вытягивает руки в позе распятого Христа: с его тела свисают клоки длинных волос. Сама не своя от потрясения, я вижу, как он срывает с себя черные очки и свет пронзает его слабые обожженные глаза. Я лишилась дара речи. Похоже, он ничего не видит перед собой, только слезы струятся по щекам.
— Я уничтожен! — кричит он. — Я урод, слепец, меня обвиняют в преступлениях, которых я не совершал! А все потому, что вам, американцам, захотелось казнить француза! Разве не так?! Чтобы другим неповадно было! — С громким скрипом отодвигаются стулья, Марино и Талли устремляются к подозреваемому, удерживая того в кресле. — Я никого не убивал! Эта мерзавка хотела со мной расправиться! Смотрите, что она со мной сделала!
Слышу спокойный голос Бергер, которая обращается к задержанному:
— Мы беседовали целый час. Теперь прервемся. Достаточно. Успокойтесь, не надо так волноваться.
Кадры замелькали, экран пересекли черные полосы, сменившиеся голубизной ясного дня. Бергер выключает видеомагнитофон. Я сижу, от потрясения не в силах вымолвить ни слова.
— Вынуждена признаться, — прокурор нарушает пугающую тишину в умолкшей, словно зачарованной безумной речью Шандонне, комнате, — что некоторые антиправительственные, параноидально настроенные идиоты, коих в мире немало, сочтут его откровения вполне правдоподобными. Будем надеяться, никто из них не попадет на скамью присяжных. Тут и одного хватит, чтобы все дело завалить.
Глава 16
Я опешила, когда Бергер обратилась ко мне со словами:
— Итак, Джей Талли.
Теперь, избавив нас от присутствия Шандонне бесхитростным нажатием кнопки на пульте дистанционного управления, нью-йоркская знаменитость без долгих предисловий переводит пристальный взгляд на меня. Мы снова в уютной реальности — в скромном конференц-зале, всю обстановку которого составляют круглый деревянный стол, встроенные книжные шкафы в том же стиле и погасший телеэкран. Перед нами разложены папки из судебного архива и фотографии, о которых все уже благополучно позабыли: последние два часа всеобщее внимание занимала исключительно фигура Шандонне.
— Желаете сами выступить или сначала выслушаете мою версию? — без обиняков начинает Бергер.
— Боюсь, я не совсем улавливаю предмета предстоящего «выступления». — Столь неожиданное начало застигло меня врасплох; злоба стала разбирать при мысли о том, что Джей присутствовал на взятии показаний с Шандонне.
— Столь неожиданное начало застигло меня врасплох; злоба стала разбирать при мысли о том, что Джей присутствовал на взятии показаний с Шандонне. И Бергер, само собой разумеется, общалась с агентом Талли как до допроса, так и в перерывах, когда наш подопечный отдыхал и подкреплялся. Да, у нее было полно времени, чтобы поговорить и с ним, и с Марино.
— И, кстати говоря, — добавляю я, — мне непонятно, какое отношение это имеет к вашему нью-йоркскому делу?