— Удалось выяснить, где ребенок раздобыл веревку? — отклоняю его досадливые предположения.
— Отчим говорит, там полно всяких мотков, в амбаре-то, — отвечает Стэнфилд. — Это лишь так называется, амбар, а вообще они там всякое барахло держат. Я спросил, что в амбаре лежит, и он ответил: «Просто хлам». Знаете, что-то мне кажется, мог Бенни наткнуться на Барбозу, когда тот рыбачил; любил он ребятишек. Так что вроде как понятно становится. Мама его тоже поговаривает, кошмары мальчишке снились и очень он переживал из-за тех убийств. До смерти забоялся, так она выразилась. Ну так вот что: прямиком направляйтесь к заливчику. Увидите амбар на краю поля, и сразу налево в лес. Есть там заросшая тропка, он и повесился, наверное, футах в пятидесяти от нее. Там еще оленье стойло. Не пропустите. Я на него залезать не стал — ну, чтобы веревку срезать. Только перерезал конец, который вокруг шеи был обвязан. Так что веревка до сих пор там должна быть.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не показать, как мне омерзительно разгильдяйство Стэнфилда. Больше я его не расспрашиваю, даже намекать не стала, что ему самое время осуществить свою угрозу: уволиться. Звоню миссис Уайт, чтобы сообщить ей о моих планах. Она вся будто сжалась от горя. Сознание затуманено, и ей, похоже, трудно понять, что я хочу приземлиться на ее ферме на вертолете.
— Нам нужно открытое место. Ровное поле, чистое пространство без телеграфных проводов и не слишком заросшее деревьями, — объясняю я.
— У нас же нет посадочной полосы. — Она несколько раз повторила.
Наконец к телефону подходит ее муж. Его зовут Маркус. Говорит, между их домом и Пятой автострадой есть соевая плантация и силосное поле темно-зеленого цвета. В окрестностях больше такой сочной травы не растет. Так что не спутаем и спокойно можем приземляться.
Остаток дня тянулся долго. Я поработала в офисе, собрала сотрудников, пока те не разошлись по домам. Объяснила свое нынешнее состояние и всех заверила, что работы они не лишатся. Еще я совершенно ясно дала понять, что не совершила ничего предосудительного и уверена, что репутация моя останется чиста. О своем увольнении сообщать не стала. Их и так достаточно потрясло, и сейсмические происшествия нам тут не нужны. Я не стала забирать из кабинета личные вещи и ушла налегке — с одним только портфелем, как обычно: будто бы ничего особенного не произошло и мы увидимся утром.
Сейчас девять вечера. Сижу на кухне в доме Анны, пожевываю толстый кусок чеддера и попиваю красное вино из бокала. Все путем, незачем отравлять себе существование мрачными мыслями — только вот глотать почему-то тяжело. Вес сбросила. Не знаю сколько. Аппетита у меня нет, и я вернулась к пагубной привычке периодически выходить на улицу, чтобы перекурить. Где-то раз в полчаса пытаюсь связаться с Марино — безрезультатно. Из головы не выходит папка Бентона. С тех пор как на Рождество я просмотрела ее содержимое, все о тех письмах думаю. Ближе к полуночи раздается телефонный звонок, и я решила, что капитан наконец-то прочел мои сообщения.
— Скарпетта, — отвечаю.
— Это Хайме, — доносится до меня четкий, уверенный голос прокурора.
От удивления умолкаю. Хотя тут же вспоминаю, что персонаж она решительный. В любое время дня и ночи без колебания вызовет человека на разговор, если предполагает посадить его за решетку.
— Мы созванивались с Марино, — начинает она. — Так что, надо думать, вы осведомлены о моем положении. Или, пожалуй, вернее будет сказать, о нашем с вами положении. Вообще-то, вы, наоборот, должны радоваться, что этим делом занимаюсь я, Кей. Я вас не собираюсь натаскивать, но послушайте моего совета. Просто говорите перед присяжными то же, что и мне. И попробуйте не нервничать.
— По-моему, я уже разучилась нервничать.
— Главное, почему я звоню — у меня для вас информация. Мы проверили ДНК на почтовых марках. С писем из папки «По инстанции», — сообщает она, будто я вновь готова ее слушать. Надо понимать, ричмондские лаборатории выходят теперь напрямую на нее. — Похоже, тут у нас Брэй наследила. Во всяком случае, это она лизнула марки, и, надо полагать, она же занималась корреспонденцией. Голова у нее хорошо варила — ни одного пальчика. На нескольких письмах есть отпечатки Бентона: видно, открывал, еще не догадываясь об их содержании. Думаю, он знал, что наследил. Правда, непонятно, почему в папке не оговорился. Мне просто интересно: он когда-нибудь упоминал про Брэй? Есть ли какие-то основания предполагать, что их нечто связывало?
— Не припомню, чтобы о ней речь заходила, — отвечаю. Услышанное в голове не укладывается.
— Что ж, ну, во всяком случае, такой вероятности отбрасывать нельзя, — продолжает собеседница. — Она работала в округе Колумбия. Он — в нескольких милях ближе к центру, в Квонтико. Не знаю. Просто я поражаюсь, что эта женщина вообще стала посылать ему такое. И еще думаю, уж не отправляла ли она их из Нью-Йорка с целью пустить Бентона по ложному следу: будто бы эта гнусная корреспонденция исходит от Кэрри Гризен.
— И, как известно, он действительно взял ложный след, — напоминаю ей.
— Тогда нельзя исключать вероятности… пока еще просто вероятности, что Брэй имела отношение к его гибели. — Бергер ставит точки над i.