— Мой профессиональный долг — искать правду. — Впервые слышу подобные слова из уст прокурора. — Моя миссия — делать так, чтобы истина восторжествовала. Именно поэтому меня и пригласили в Ричмонд: вскрыть истину, единственную существующую в этом деле истину. Правосудие слепо, как все мы знаем. — Она ждет, присяжные согласно кивают. — Да, правосудие слепо в своей беспристрастности, оно одинаково для всех. Но, — всматривается в лица, — мы к правде не слепы, вы согласны? Мы прекрасно рассмотрели все, о чем нам сообщили в этом зале. Я вижу, вы не пропустили ни одной детали, в ваших умах сложилась ясная картина. Только слепец не сможет разглядеть очевидного. Эта женщина, — она оборачивается и указывает на меня, — доктор Кей Скарпетта, не заслужила дальнейших расспросов и сомнений.
Только слепец не сможет разглядеть очевидного. Эта женщина, — она оборачивается и указывает на меня, — доктор Кей Скарпетта, не заслужила дальнейших расспросов и сомнений. Мы достаточно покопались в ее душе. Я говорю это с легким сердцем — пора положить конец ее мучениям.
Бергер выжидающе молчит. Присяжные глядят на нее не моргая, будто зачарованные.
— Леди и джентльмены, благодарю вас за порядочность, за время, которого вы не пожалели, и за то, что прислушались к зову совести. Теперь возвращайтесь к труду, к родным, идите по домам. Вы свободны. Дело закрыто. Доброго вам дня.
Дама в цветастом платье вздыхает с улыбкой. Присяжные разражаются аплодисментами. Буфорд Райтер уткнулся взглядом в крепко сцепленные на столе пальцы. Я поднимаюсь с места и толкаю вращающуюся дверь свидетельской кабинки.
НЕСКОЛЬКО МИНУТ СПУСТЯ
Я будто бы вышла из какого-то забыться, избегаю устремленных на меня взглядов: репортеры и прочая публика собрались за оклеенной темной бумагой дверью, которая сначала прятала меня от внешнего мира, а теперь вновь в него выпускает.
Бергер ведет меня в небольшую, примыкающую к залу свидетельскую комнатушку, где ждут друзья: Марино, Люси, Анна. При виде нас они разом вскакивают с мест, в ужасе и волнении предвкушая известия, чутьем уловив, что произошло, и мне остается лишь утвердительно кивнуть и выдавить из себя:
— Ну-ну, все в порядке. Хайме — мастер своего дела.
Впервые, пожалуй, я осмелилась назвать Бергер по имени, подспудно удивляясь превратностям жизни. В этом самом зале мне доводилось бывать несчетное количество раз; я выступала у свидетельской стойки, объясняя присяжным подробности гибели того или иного несчастного. Однако мне и в голову не могло прийти, что однажды в здании суда я буду обвиняемой.
Люси подбежала, схватила меня и даже приподняла. Я морщусь — болью отозвалась поврежденная рука, — а сама не в силах сдержать смеха. Обнимаюсь с Анной, потом очередь Марино. Бергер стоит в дверях, ждет, в кои-то веки не вмешиваясь. Обнимаю и ее. Она начинает убирать папки в пузатый портфель, надевает пальто.
— Ну все, я пошла, — объявляет недавняя ораторша с прежней деловитостью, хотя в голосе и угадывается ликование. Черт побери, она собой гордится, причем по праву.
— Не знаю, как вас и благодарить. — Меня распирает от уважения и благодарности. — Послушайте, просто нет слов…
— Аминь! — восклицает Люси. Племяшка сегодня в темном костюме, одета с иголочки. Холеная, как адвокат, или врач, или кого там еще она хочет из себя изобразить. С Бергер она глаз не спускает: сразу заметно, очарована этой привлекательной женщиной. Не отходит от нее, осыпает поздравлениями. Племяшка необузданна в проявлении чувств. Да тут, пожалуй, самый настоящий флирт. Она заигрывает с прокурором по особо важным делам!
— Пора возвращаться в Нью-Йорк, — говорит Бергер. — Меня ждет еще одно крупное дело, не забыли? — Сьюзан Плесс, что же еще. — Надо поставить точку. Вы когда сможете подъехать, чтобы проассистировать по делу Сьюзан? — Полагаю, Бергер это серьезно.
— Поезжай-поезжай. — Марино, в своем мятом темно-синем костюмчике и мрачном, чуть коротковатом, красном галстуке, дает добро. На лице его печаль. — Поезжай в Нью-Йорк, док. Сейчас же и отправляйся. Тебе здесь пока делать нечего. Пусть страсти поулягутся.
Не отвечаю (до сих пор не обрела дара речи), хотя и согласна с ним.
— Вертолетов не боитесь? — спрашивает прокурора Люси.
— Ну уж меня ты туда никакими коврижками не затащишь, — оживляется Анна. — Эти вертушки летают вопреки всем законом физики. Я — пас.
— Однако и шмель летает вопреки законам физики, — добродушно отвечает Люси.
— Жирная тушка с крохотными крыльцами. Ж-ж-ж. — Изображает полет шмеля, как сумасшедшая вертит локтями, даже в глазах зарябило.
Племянница обнимает меня за талию, и мы выходим из комнаты. Бергер уже успела добраться до лифта, стоит в полном одиночестве, зажав под мышкой портфель. Загорается стрелка, двери открываются. Из лифта высыпал довольно неаппетитный народец: кому-то предстоит свой судный день, иные явились понаблюдать, как кто-то другой отправится в ад. Бергер придерживает перед моими спутниками двери. Следом спешат репортеры, но не садятся на хвост: отмахиваюсь, давая понять, что сегодня комментариев не последует, и прошу оставить меня в покое. Пресса еще не знает, чем закончилось слушание специального суда присяжных. Мир пребывает в неведении. Заседание было закрытым, прессу не пускали — впрочем, журналисты, как видно, осведомлены, что в суде я должна была появиться сегодня. Утечки. Больше их не будет, уж я-то позабочусь. Может, теперь это и не важно, но Марино, пожалуй, прав: стоит уехать на время из города, хоть ненадолго. Лифт опускается, и вместе с ним падает мое настроение. Остановка, первый этаж. От реальности никуда не денешься: надо принимать решение.