— То есть как? — Невероятно, аж злость берет.
— Единственный молоток, обнаруженный у тебя, оказался с кровью Брэй. Один-единственный. В твоем доме. И на нем кровь убитой.
— Ты же знаешь, зачем я купила молоток, — отвечаю, будто желая что-то доказать. — Мне требовалось проверить, совпадет ли характер нанесенных увечий. Инструмент на самом деле был в моем доме. А если, все обыскав, вы его так и не обнаружили, значит, либо плохо смотрели, либо кто-то его забрал.
— Ты помнишь, где его последний раз видела?
— Последний раз я держала его в руках на кухне — хотела на курице проверить, как выглядят повреждения и какой отпечаток остается от спиральной рукоятки, если нанести на нее какую-нибудь субстанцию и крепко прижать к ткани.
— Ага, избитую курицу в мусоре мы нашли. И испачканную томатным соусом наволочку, на которой ты, по всей видимости, катала рукоятку своего молотка. — Подобные трюки вовсе не кажутся ему дикостью. Меня Марино давно знает: я не считаю зазорным проводить самые невероятные и диковинные эксперименты, если с их помощью удастся выяснить, что произошло с человеком. — А вот обрубочного молотка нет. Мы его не нашли. Ни с соусом, ни без соуса, — продолжает Марино. — И знаешь, мне интересно, уж не умыкнул ли его Талли, черная душонка.
— И знаешь, мне интересно, уж не умыкнул ли его Талли, черная душонка. Не стоит ли подключить Люси с Тиун — пусть через свою секретную контору поворошат документы, может, что и на него найдется? Первое крупное расследование «Последней инстанции». Мне бы для начала ой как хотелось бы проверить, из какой тучки на нашего красавчика денежный дождь сыплется.
Поглядываю на часы, засекаю время. Квартал, где жил Митч Барбоза, в десяти минутах езды от мотеля «Форт-Джеймс». Темно-серые однообразные постройки возведены недавно, растительности нигде нет, только сырая землица с проглядывающей кое-где молоденькой мерзлой травой, чуть прикрытой снегом. На стоянке, где мы притормозили, уже стоят знакомые полицейские машины без специальной раскраски: три «краун-виктории» и «шевроле-люмина», припаркованные в рядок. От нашего с Марино внимания не ускользнуло также и то, что на двух из них — вашингтонские номера.
— Ни хрена себе, — говорит капитан. — За милю разит федералами. Плохо дело, — заявляет он мне, паркуя машину. — Ой как плохо.
По выложенной кирпичом дорожке мы направляемся к дому, где жил Барбоза со своей предполагаемой подругой. Тогда-то мне и бросилось в глаза кое-что необычное. В окне на верхнем этаже я заметила прислоненную к стеклу удочку. Не знаю, почему это меня так поразило — разве что время для рыбной ловли неподходящее, как, впрочем, и для отдыха в палатках. Снова вспомнилась мистическая, если не мифологическая история об отдыхающих, которые сбежали из собственной палатки, бросив все пожитки. Чувствую, что внедрилась в глубины некоего опасного пространства, где с невероятной скоростью движутся силы, которых я не вижу и не понимаю. Мы с Марино ждем у подъезда корпуса «Д», и он еще раз жмет кнопку звонка.
Открывший дверь детектив Стэнфилд рассеянно с нами здоровается, глазки бегают. Между ним и Марино — настоящая стена непонимания.
— Простите, что не подъехал в мотель, — коротко объявляет он, пропуская нас внутрь. — Были причины. Сейчас сами увидите, — заверяет он. На нем серые вельветовые брюки и свитер из толстой шерстяной пряжи. Мне в глаза он тоже избегает смотреть. То ли потому, что я знаю про позорную утечку информации, когда полицейский проговорился своему шурину, члену палаты представителей Динвидди, то ли по какой-то иной причине. И вдруг осенило: он, вполне вероятно, в курсе расследования, которое против меня возбудили. Впрочем, об этой грани реальности я стараюсь не думать. Сейчас лишние волнения мне отнюдь не на руку.
— Все уже наверху, — говорит Стэнфилд, и мы поднимаемся вслед за ним.
— Кто это все? — спрашивает Марино.
На устланном ковром полу почти не слышно шагов. Стэнфилд идет вперед и, не оборачиваясь и не делая паузы, с ходу отвечает:
— Управление по контролю за контрабандой алкоголя, табака и оружия. И ФБР.
Слева на стене развешаны фотографии в рамочках; я на мгновение замедлила шаг, кинула на них внимательных взгляд. Узнаю Митча Барбозу. Вот он в баре, сидит в компании каких-то подвыпивших людей с широкой улыбкой на лице. Вот выглядывает из машины. На одной из фотографий загорает на каком-то тропическом пляже — может, на Гавайях. В руке его бокал с неким напитком, чокается с фотографом. На нескольких других снимках он с хорошенькой женщиной; возможно, с ней он и жил в последнее время.
Чуть дальше — лестничная площадка с окном, к которому прислонена удочка.
Останавливаюсь. Внезапно, когда я осматривала удочку «Шекспир» из стекловолокна с катушкой «Шимано», меня посетило какое-то странное чувство. На леске есть и крючок, и грузило, на полу возле снасти стоит синяя пластмассовая коробка для наживки. Рядом — две пустые пивные бутылки; такое впечатление, будто кто-то, зайдя в дом, их тут оставил.
Непочатая пачка сигар «Типарилло», горстка мелочи. Марино оборачивается ко мне посмотреть, где я застряла. Поднимаюсь за ним на лестничную площадку, и мы оказываемся в залитой ярким светом, эффектно отделанной жилой зоне. Над обстановкой тут явно поработал человек со вкусом: экономичная современная мебель, индийские ковры.
— Ты когда последний раз на рыбалку ездил? — спрашиваю Марино.