Мишу радушно приняли, и три раза кряду рассказали о великом подвиге Николая Ивановича, один на один сражавшегося с целой бандой разбойников. Воронцов вежливо слушал, восхищался героическим Барановым, но сам думал исключительно обо мне и нетерпеливо ждал, когда мы останемся хоть ненадолго, наедине. Я сначала решила, что у него насчет меня какие-то неприличные планы, но скоро поняла, что к нежностям его нетерпение не имеет прямого отношения… Пока же визит протекал вяло, Барановы все никак не могли наговориться, а Миша при своем хорошем воспитании не умел прервать их болтовню.
— Когда я вдруг увидел во мраке ночи страшную харю разбойника, — в четвертый раз принялся рассказывать Николай Иванович, — будто вспышка молнии осветила мое сознание! Кругом были одни женщины, и только я один мог ценой своей жизни послужить им защитой и утешением! Тогда я вспомнил, что на груди у меня таится пистолет, заряженный заговоренной пулей…
— Вот именно! — перебила я Баранова. — Михаил Семенович должен мне непременно показать, как нужно стрелять заговоренными пулями!
Николай Иванович споткнулся на полуслове, не сразу поняв, какое имеет отношение его подвиг к пулям и Воронцову, однако я уже тянула Мишу за рукав к выходу. Создалась небольшая неловкость, которую молодой граф легко исправил улыбкой и комплиментом радушным хозяевам, после чего мы с ним вышли во двор.
— Рассказывай, пока нам не помешали, — попросила я, легко ускользая от его ищущих прикосновения рук.
— Все очень плохо, — грустно сказал Миша, — Пален беснуется и велел сыскать вас живой или мертвой. Получилось, что я не смог выполнить его личную просьбу охранить вас от заговорщиков и на меня начались гонения. Теперь мне придется перевестись из гвардии в действующую армию. Батюшка не хочет уезжать из Англии, где он теперь служит послом, и отказался от звания канцлера предложенного ему государем. Павел Петрович на него за это рассердился. Но все это пустяки, главное — это вы. Я чувствую, что вас подстерегает смертельная опасность, и почти ничем не могу вам помочь!
— Один умный человек посоветовал мне переждать опасное время в каком-нибудь монастыре.
— Что еще за человек? — ревниво воскликнул Миша.
— Старичок-предсказатель, знакомый вашей тетки, — успокоила я его ревнивые подозрения.
— Знакомый тетки, — задумчиво повторил он за мной, — это хорошо!
— Что же в том хорошего, что он знакомый или старик? — улыбнулась я.
— Нужно подумать, — не слушая, продолжил думать вслух Миша. — Родни у нас много, найдется, поди, и монахиня. Алекс, побудьте у Барановых до вечера, а я все до этого времени выясню!
— Хорошо, — согласилась я, — надеюсь, Николай Иванович не заговорит меня до смерти.
— Только как вам выбраться из города, — продолжил он строить планы, — в нашей форме ехать нельзя, и вам нужны фальшивые документы…
— Прохоров дал мне паспорт своего знакомого, вольная одежда у меня тоже есть, Елена Даниловна презентовала мне платье своего сына, — успокоила — единственно, что мне не хватает, это лошади.
— Вы собираетесь ехать верхом? — поразился Воронцов.
— Нет, я поеду в рыдване со штатом слуг! — в тон ему ответила я. — Конечно верхом, на перекладные у меня нет денег, правда, на верховую лошадь тоже. Ничего, как-нибудь доберусь! Главное, чтобы было куда ехать.
— Лошадь, деньги, это пустяки, у вас ни в чем не будет недостатка, — пообещал богатый наследник знатного рода, — монастырь я вам тоже приищу. Меня волнует другое, как я смогу жить без вас! — нежно сказал он, почти со слезами в голосе.
— Ничего, мы с вами еще обязательно встретимся, — легкомысленно пообещала я. — Только боюсь, вы скоро меня забудете!
— Я вас забуду?! Никогда в жизни! — воскликнул юноша и попытался заключить меня в объятия.
— Поручик! — засмеялась я, увертываясь от его рук. — Что вы делаете? На нас смотрят и вас могут неправильно понять!
— Да, пожалуй, — печально улыбнулся он, — вы, наверное, правы.
На этом мы и простились. Миша уехал, а я вернулась к Барановым, слушать рассказы о подвигах Николая Ивановича.
Глава 15
К вечеру все как-то начало устраиваться. Николай Иванович, утомленный бесконечными пересказами своего подвига и слабостью после ранения, наконец, уснул и престал досаждать пустой болтовней и капризами. От Миши приходил курьер и передал записку, в которой тот писал, что как только стемнеет, он будет у Барановых. К записке прилагалось письмо к настоятельнице Владимирского Всехсвятского женского монастыря в городе Шуе, игумене Феоктисии, родственнице Воронцовых, с просьбой приютить меня в ее обители.
Когда стемнело, я переоделась в штатское платье и с нетерпением ждала Мишу. Он задерживался, и я начала волноваться. Елена Даниловна, помогавшая мне коротать время рассказами о своих знакомых, отправилась спать, а Воронцова все не было. Я не стала ложиться, сидела возле окна и сама себя пугала ночными страхами.
Когда совсем стемнело, я услышала, как к нам во двор въехало несколько всадников. Они негромко переговаривались и не спешили будить хозяев. Это меня насторожило. Миша, как я предполагала, должен был приехать один, но с двумя лошадьми.