— С нами больной человек, — ответила я, слезая с козел. — Нельзя ли позвать батюшку?
Тотчас шустрые мальчишки привели священника. Им оказался рыжий здоровяк в парадной рясе с веселыми зелеными глазами. Несмотря на сан, при виде соблазнительных форм Елены Павловны, глаза его увлажнились и начали источать, как говорится, мир и елей. Вопрос с Иваном тотчас решился. Отец Дмитрий, так звали священника, прикрикнул на матушку, худую, некрасивую попадью, и велел, чтобы она приготовила страдальцу горницу, а сам пригласил нас отдохнуть. Мы с Еленой Павловной были во взвинченном состоянии, устали от волнений и с радостью согласились воспользоваться его гостеприимством.
Жили поп с попадьей бедно. Сан батюшка получил недавно и они еще не успели обрасти жирком. Нас принимали в чистой, с крестьянской мебелью, горнице. Иван совсем скис, как только лег на лавку, впал в полуобморочное состояние. Матушка принялась над ним хлопотать и послала работника за знахаркой.
История о разбойниках, ранивших нашего кучера, отца Дмитрия не удивила, такое на дорогах случалось часто.
— Ничего, господь милостив, главное, что живыми остались, — обнадежил он нас, продолжая исподтишка облизываться на Елену Павловну.
Она, как всякая женщина, почувствовав, что нравится интересному мужчине, безо всякой цели с ним кокетничала. Мне же в тот момент было не до чужих амурных амбиций. Непрерывная череда неприятностей совсем меня доконала.
Я притулилась на лавке возле окошка и мечтала только об одном — обрести безопасность и покой.
— А ты, отрок, отчего такой грустный? — обратил на меня внимание батюшка.
— Устал, — не вдаваясь в подробности, ответила я.
— Рано тебе уставать, в твои годы нужно радоваться жизни и веселиться, — сказал он обычную в таком случае банальность.
— Хорошо, постараюсь, — пообещала я, наблюдая, как моя Елена Павловна жестами, глазами, движениями, волнующим тембром голоса, отвращает отца Дмитрия от праведной жизни.
Моя спутница была слишком женственна, чтобы обделить своим вниманием любого встречного мужчину. Делала она это, как мне казалось, не с какой-то целью, а просто так, лишний раз поточить коготки. Однако рыжий батюшка от ее многообещающего поведения ошалел, и воспылал как сухой хворост.
Между тем матушка, устроив раненого, взялась накрывать на стол, накормить с дороги гостей. Священник и гостья, не обращая на нас внимания, отчаянно кокетничали. Попадья, занимаясь хозяйством, старалась не замечать игривого поведения супруга и гостьи, мне же смотреть на них было неприятно.
— Батюшка, — обратилась я к попу, — у вас в селе можно найти хорошего кучера?
— Можно, милый, у нас здесь все можно! — двусмысленно ответил он, глядя при этом не на меня, а на Елену Павловну.
Она поняла намек и расхохоталась.
— Сегодня праздник, погостите у нас, а завтра с утра, непременно найду вам и кучера, и все что пожелаете, — пообещал он.
— Нам нужно уехать сегодня и чем быстрее, тем лучше, — сказала я.
— Сегодня никак нельзя, — любуясь искусительницей, ответил он. — В святой праздник работать грех. Да и вам дороги не будет!
— Ах, Сильвестр, ну куда вы спешите! — поддержала его Елена Павловна. — Батюшка пригласит нас на службу, а потом причастит таинствами, — призывно засмеялась она, — а потом заодно отпустит грехи. Правда, отец Дмитрий?!
От того, как она это сказала, батюшка окончательно сомлел и уже ничего кроме искусительницы не видел. Мне такое поведение спутницы все больше не нравилось.
Дело было даже не в попадье, которая от такого поведения мужа окончательно смешалась и боялась поднимать на него и гостью глаза. Тревожило ее намерение остаться в доме священника.
— Нам нужно ехать дальше, — упрямо сказала я, но на меня просто не обратили внимания.
— Прошу к столу, — пригласила хозяйка, прервав наши переговоры.
Обедать мы сели втроем, сама матушка осталась на ногах подавать еду. Я еще не пришла в себя, и могла только вяло ковырять ложкой в миске. Поп с гостьей уже окончательно обнаглели и вели себя так откровенно игриво, будто кроме них здесь никого не было.
— Кушайте, кушайте, гости дорогие, — угощала нас хозяйка, едва не глотая слезы.
Меня эта глупая история начала не на шутку злить, но я пока сдерживалась, чтобы избежать скандала. Елена Павловна нравилась мне все меньше и меньше. Не знаю, чем бы все это кончилось, но откровенное «махание» прервал приход знахарки и мы с попадьей облегченно вздохнули.
Знахарка, старушка в синем сарафане самого обычного обличия с лицом, укрытым низко повязанным платком, перекрестилась на иконы, низко всем поклонилась и спросила матушку, зачем она ее звала.
— Разбойники порезали человека, — ответила та, показывая на кучера, — погляди, может поможешь.
Знахарка подошла к лавке и сочувственно посмотрела на Ивана. Тот уже пришел в себя и выглядел значительно бодрее, чем по приезде.
— Куда тебя поранили, милый? — спросила она, но увидела его окровавленный армяк и присела рядом на лавке. — Ишь ты, видать, в сердце целил, изверг, — осуждающе сказала она. — Болит?
— Сейчас не очень, — ответил он. — Барыня меня перевязала.
Все посмотрели на Елену Павловну. Она продолжала сидеть за столом, чему-то улыбаясь.