— Изменяет, и не только с купчихой Протасовой, но и с племянницей вашего первого мужа.
Дама ойкнула, побледнела и схватилась за голову. За столом опять все напряженно молчали.
— Мадам и мосье, у меня заканчивается время, — не дождавшись нового вопроса, сказал граф.
— Я, — рискнул заговорить второй присутствующий тут мужчина…
— Женитесь, она составит вам счастье, — быстро ответил граф.
— Я хочу стать ученым, — вдруг подал голос Миша.
— Ваша карьера в другом, — перебил и его прорицатель. — Вы станете генералом-фельдмаршалом и светлейшим князем. На гражданском поприще вас ждет карьера Новороссийского генерал-губернатора и полномочного наместника Бессарабской области.
— Право?! — воскликнул Миша и покраснел от удовольствия.
— А в истории вы останетесь не столько, как замечательный государственный деятель, сколько герой злой эпиграммы великого поэта, — негромко добавил он.
Мне показалось, что эти его слова осчастливленный Воронцов пропустил мимо ушей.
— А вас ничего не интересует, молодой человек? — неожиданно открыв глаза и прямо глядя на меня, спросил прорицатель.
— Меня? — испуганно переспросила я. — Нет, не интересует, впрочем, если вы можете, что-то мне сказать…
Все общество смотрело на меня с неодобрительным вниманием и это сбивало, заставляя путаться в словах. Прорицатель смотрел на меня, и ничего не говорил, но мысли его я слышала отчетливо, и кажется, он это понимал.
Бегите из столицы как можно быстрее, иначе непременно погибнете, — подумал он по-русски и слегка мне кивнул.
Я сейчас нахожусь в заточении, — мысленно ответила я, кажется, даже не шевельнув губами.
Я все о вас знаю, вам поклон от Ильи Ефимовича Костюкова, — так же про себя сказал он, и едва заметно, чтобы увидела только я, улыбнулся.
Костюков, которого, он упомянул, был моим знакомым колдуном. Он стал по собственному желанию управляющим имением Завидово, которое я надеялась получить не совсем праведным путем, заставив написать на себя дарственную некоего помещика Трегубова, собиравшегося насильно сделать меня своей наложницей. Меня арестовали в этом имении еще до вступления в права собственности, потому никаких сведений, чем кончилась история с Трегубовым и стала ли я, стараниями того же Костюкова, помещицей и богачкой у меня не было.
Спасибо, — так же, как и он, мысленно ответила я.
Спасибо, — так же, как и он, мысленно ответила я. — У него все в порядке?
Да, у него все хорошо, он женился и управляет вашим состоянием, — сказал он, разом ответив на все мои вопросы. — Я пришел сюда, чтобы встретиться с вами. Вам угрожает смертельная опасность. Если вы вернетесь в Зимний дворец, вас убьют.
Кто? — спросила я, невольно поднимая брови.
Неважно. Вам нужно спрятаться. Лучше всего для этого подойдет какой-нибудь женский монастырь. Исчезните отсюда вплоть до разрешения от бремени.
У меня сразу возникло очень много вопросов, но кругом сидели свидетели, и так с повышенным вниманием наблюдавшие за нашими «переглядками», и мы оба понимали, что нельзя затягивать немой разговор. Тогда я спросила только одно, встречусь ли я со своим мужем.
Да, встретитесь, но не скоро. Каждый из вас выполняет собственную миссию, — сказал он и тут же вслух обратился вслух к собранию:
— Еще кто-нибудь из вас желает узнать свою судьбу?
— Я хочу, — повернулась к нему всем телом, сидевшая возле меня обвешенная драгоценностями очень полная барыня. У нее было грубое, злое лицо и смотрела она на предсказателя как на провинившегося лакея.
— Спрашивайте, — сказал он ровным, безжизненным голосом.
— Сколько я еще проживу? — неожиданно для всех, кто сидел за столом, спросила она.
— Я не хотел бы отвечать на ваш вопрос, — тем же тусклым тоном, проговорил граф.
— Это еще почему! — резко сказала женщина. — Вам платят за то, чтобы вы отвечали! Это что еще за фокусы? — обратилась она к публике. — Какой-то шарлатан будет мне перечить!
— Марья Алексеевна, ну зачем вы так, вы же обещали! — с отчаяньем воскликнула вдова историка. — Граф по договору сам выбирает вопросы, на которые отвечает.
— Мне наплевать на его договор! Я, как и все, отдала сто рублей и хочу, чтобы он мне ответил! — перешла она на русский язык.
— Я верну вам деньги, Марья Алексеевна, — краснея от стыда, сказала Ольга Романовна.
— Вы хотите знать, когда умрете, госпожа Понкрашина? — вмешался в разговор прорицатель.
Все замерли. Даже полная матрона, услышав свое имя от незнакомого человека, смутилась но, не желая терять лица, пробормотала:
— Желаю, я денег на ветер не бросаю.
— Извольте, умрете вы ровно через семь дней от апоплексического удара, когда получите известие, что ваш сын Андрей Платонович проиграл в карты сорок тысяч рублей, — на плохом русском языке сказал граф.
— Андрей? В карты? Это ложь! Чтобы мой сын? Да как вы смеете! — закричала Понкрашина и, глядя с ненавистью на графа, начала усиленно обмахиваться веером.
Не знаю, как получилось, но вокруг нее тотчас образовалась пустота, и она сидела как бы одна за большим столом. Предсказание близкой смерти так напугало публику, что в головах у всех была лишь одна мысль, скорее отсюда уйти. Сам прорицатель теперь вызывал панический ужас.