— Поэты окружают поцелуй дымкою особой прелести и воспевают его «жгучую сладость», — продолжила я, освобождаясь от его рук. — Так волны целуют берег, пчелы — благоуханные цветы, солнце — белый снег. Однако это пока теория. При любовном поцелуе губы нужно держать вот так, — я слегка раскрыла губы, соединять их нужно так, — показала я, — и языком…
Увы, больше я ничего сказать не успела. Ученик ринулся доказывать, что он вполне понял первый урок и может исполнить его на практике.
— Ну, все, все, — наконец взмолилась я, вы меня всю изомнете, и сюда могут войти! Вы же обещали, что ничего кроме поцелуя…
— Алевтина Сергеевна! — воскликнул юный Воронцов и опустился передо мной на одно колено. — Умоляю вас, будьте моей женой!
— Ну да, вы меня украдете, мы с вами убежим в Сибирь, и будем прятаться у раскольников, — невольно вспомнила я уже не первое такое предложение.
— Почему непременно в Сибирь? — удивился он. — Мы поедем в Лондон! Когда мой father узнает вас, как знаю я, он вас тоже полюбит, поймет мою страсть и поможет нам соединиться!
— Нет, Миша, — опять назвала я его русским именем, — это никак невозможно. Встаньте, пожалуйста, и отпустите мои ноги. Вы нарушаете обещание! Договор был только о поцелуе, а вы… Пообещайте, что больше никогда не позволите такого, за что мне станет стыдно! — говорила я, сама же корила себя за легкомыслие и чувственность. Будь мой поклонник чуть опытней, я никак не смогла бы устоять против его страсти.
— Да, конечно, извините меня, — сказал он жалким голосом. — Я сам не знаю, что на меня нашло. Надеюсь, я не сделал вам больно?
— Сделали, но не это самое страшное. Мне стыдно того, что между нами было. Я не хочу вас дразнить, но и вы… не дразните меня!
Воронцов убрал руки, отошел от меня и медленно опустился в кресло.
— Я понял, вы меня отвергаете, потому что я вам противен, — сказал он глухим голосом. — Я знаю, какой у меня теперь остается выход!
Господи, подумала я, только этого мне не хватает, он собрался застрелиться! Вот дура, связалась с мальчишкой! Между тем мой поклонник мрачно смотрел в одну точку и живо воображал, как пойдет в соседнюю комнату и выпалит из пистолета себе в сердце. Я услышу выстрел, прибегу, увижу, как он красиво лежит на полу, а из дымящейся на груди раны течет алая кровь. Тогда я брошусь к нему, и буду рыдать над его холодеющим телом! Он уже собрался встать, а я еще не знала, что мне делать и как его остановить.
— Погодите, — попросила я, — мне нужно подумать.
— Что думать, когда и так все ясно, — грустно сказал он, однако остался сидеть на месте. — Я знаю русскую поговорку: «насильно мил не будешь»!
— Я разве сказала, что вы мне не нравитесь? — спросила я. — Но выйти замуж за вас я не могу, по той простой причине, что я уже замужем!
— Когда люди любят друг друга, это им не помеха. Я знаю, я читал «Страдание юного Вертера».
О страданиях этого Вертера я ничего не знала, но читала о трагедии бедной Лизы и поняла, что он хочет сказать. Тогда я подумала, как бы в такой ситуации поступил Алеша. Мне казалось, что он бы никогда не дал умереть какой-нибудь невинной девушке, которой от него нужна была самая малость — тепло и понимание!
— Миша, — тихо сказала я, — сознаюсь, вы мне не безразличны.
Тогда я подумала, как бы в такой ситуации поступил Алеша. Мне казалось, что он бы никогда не дал умереть какой-нибудь невинной девушке, которой от него нужна была самая малость — тепло и понимание!
— Миша, — тихо сказала я, — сознаюсь, вы мне не безразличны.
Он посмотрел на меня и как будто воспрянул духом, но красивая картина смерти в моих объятиях, все еще волновала его.
— Однако мы все равно не сможем быть вместе. Кроме того, что я замужем, я беременна!
— Я это знаю, — тотчас ответил он, — но какое это имеет значение?
— Но я беременна от другого мужчины, от своего мужа! — растеряно сказала я.
Мне казалось, что приобщения к моей тайне вполне хватит, чтобы он перестал меня вожделеть с такой разрушительной силой, но он не повел и ухом.
— Я давно знал, что вы замужем и вполне можете быть брюхаты, — спокойно сказал он. — Только мои чувства к вам от этого вовсе не должны поменяться! Ежели вы непременно желаете со мной расстаться, то я послушно выполню ваш каприз!
— Но мы с вами можем остаться друзьями, — без надежды на успех предложила я.
— Нет, — мрачно сказал он. — Я не хочу быть просто вашим другом. Aut Cesar, aut nihil! Или все, или ничего! — тотчас перевел он латинскую поговорку.
Опять у него в голове возникла все та же страшная картина самоубийства. Уже не зная, что делать дальше, я в отчаянье, не зная, чем его унять, предложила:
— А если я вам разрешу поцеловать… свою грудь, вы немного утешитесь?
— Правда, разрешите?! — тотчас вскочил он с места. — Не обманете?
— Правда, — сказала я, — но только один раз!
Не знаю, куда бы привел нас этот один единственный, но мучительно долгий для меня поцелуй, но в самый неподходящий момент в дверь громко постучали. Мы отпрянули друг от друга. Я быстро повернулась спиной к входу и начала оправлять платье.
— Государь с обходом! — свистящим шепотом сообщила Маланья Никитична.