— Почему не шпагой или кинжалом? — вскинулся император.
— Ширина раны оным орудиям не соответствует, — так же быстро и четко, как Павел спросил, ответил Прохоров. — Скорее всего, мещанина Ермолу Заглотного убили офицерским палашом. Удар был мастерский прямо в сердце.
— Сможешь раскрыть дело? — нахмурился царь.
— Постараюсь, ваше величество, — ответил коллежский секретарь.
— Уж ты постарайся, господин коллежский советник Прохоров, если хочешь стать действительным статским советником, — сказал самовластный русский царь-самодур, повышая чиновника сразу на четыре чина, и насмешливо посмотрел на застывших в смущении вельмож. — Мне не нравится, когда у меня в столице, да еще во дворце, орудуют убийцы, а те, кому нужно заниматься порядком, умеют только просить чинов и хлопать глазами.
— Слушаюсь, ваше величество, — не моргнув глазом и никак не проявляя радости, все тем же ровным, вежливым голосом сказал Прохоров и как прежде почтительно поклонился.
Меня поведение императора удивило, сегодня он совсем не походил на человека, которого я видела здесь вчера. Пока смущенные генералы тихо ненавидели императора, я, скрываясь за их спинами, пошла к себе. Однако тихо убраться восвояси мне не удалось. Только я добралась до дверей, как меня остановил голос Павла Петровича:
— Сударыня, погодите, вы обронили платок!
Я испугано обернулась. Теперь все смотрели на меня. Мой платок действительно лежал на полу. От смущения, не очень понимая, как поступить, я послушно вернулась его забрать. Однако царь меня опередил, быстро подошел, поднял его с пола и подал мне. Кланяться в такой ситуации было не уместно и, принимая из его руки дешевую тряпицу, я сделала легкий реверанс.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — не поднимая глаз, поблагодарила я, а он вдруг задержал мою руку, склонился и ее поцеловал.
Кланяться в такой ситуации было не уместно и, принимая из его руки дешевую тряпицу, я сделала легкий реверанс.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — не поднимая глаз, поблагодарила я, а он вдруг задержал мою руку, склонился и ее поцеловал.
Пришлось мне все-таки на него посмотреть и благодарно улыбнуться.
Павел был немного ниже меня ростом и смотрел в глаза прямо и внимательно.
— Мне кажется, мы с вами уже знакомы? — спросил он, припоминая, что где-то уже меня видел.
— Да, ваше величество, мы уже встречались здесь же вчера, — вынуждена была сознаться я.
— Так это вы та самая бывшая крепостная крестьянка? — удивленно воскликнул он, обращаясь ко мне на «вы» и во все глаза разглядывая. — Простите великодушно, сударыня, что я вас не сразу узнал!
То, что он меня не узнал, было не удивительно. Вчера я была в простом сарафане, прикидывалась деревенской дурочкой и на «сударыню» никак не тянула.
— Вы не ошиблись, государь, — опускаясь в реверансе, ответила я.
Не буду врать, ненавистный всему двору император покорил меня всего несколькими словами и ласковым взглядом. Услышав, что я была крепостной, вельможи начали смотреть на меня с нескрываемым презрением, только император и новоиспеченный полковник по-прежнему видели во мне молодую, смущенную женщину.
— Вам светская одежа идет больше вчерашнего платья, — сказал Павел, деликатно не называя мой крестьянский наряд. — Сейчас я вижу, вы устали, но когда отдохнете, и у вас возникнет фантазия поболтать с пожилым «барином», — засмеялся он, — надеюсь удостоиться вашего визита. Я постараюсь вам не наскучить!
— Я буду, счастлива, государь, — просто и искренне ответила я. — Вы даже не представляете, какая это для меня честь!
Конечно, император это вполне представлял и ободрил меня заговорщицкой улыбкой. А вот царедворцам царская ласка к мужичке очень не понравилась, и на мою бедную голову посыпалось столько грязных мысленных ругательств, что у меня запыли щеки и уши. Однако вельможи ошибались, уже видя во мне новую фаворитку, у самого императора относительно меня в голове не появилось ни одной непристойной мысли.
Понимая, что долее оставаться в комнате неприлично, я сделала глубокий реверанс и ушла к себе. Пытка всеобщим вниманием кончилась, и я оказалась за закрытыми дверями. Теперь мне очень пригодился поднятый Павлом Петровичем носовой платок. Все лицо у меня стали мокрым от пота.
— Чего там? — бросилась ко мне Маланья Никитична. — Чего Курносый?
— Ничего, — ответила я, — пригласил меня к себе в гости. А вот Прохоров, после того как вы влезли в разговор, нам больше не верит, он заподозрил, что мы всех обманываем!
— Нашла о чем печалиться, — презрительно скривилась старуха, — подумаешь, какой-то секретаришка! Как это тебя Курносый в гости пригласил?
— Коллежский секретарь Прохоров уже стал коллежским советником, а если раскроет преступление, то станет генералом! — не отвечая на ее вопрос, сказала я. — А врать вы, голубушка, совсем не умеете, он враз вас на чистую воду выведет!
— Свят, свят, свят, — закрестилась старуха. — Ты что такое говоришь?! Разве ж я соврала? Не было тут никакого Воронцова! Вот тебе святая Параскева Пятница!
— Погодите, если он за вас возьмется, будет вам не только пятница, но и суббота с воскресением! — пообещала я.