— Погодите, Маланья Никитична! Ну не мешайте, ради бога, подержите лучше сарафан! — взмолилась я, торопливо сбрасывая сарафан. — Смотрите, оно точно мне впору! Посмотрите, фонарики какие с кружавчиками, красиво-то как! А вырез не слишком глубокий? У меня же вся грудь будет снаружи.
— Ничего, пущай смотрят, чай не ослепнут! Эх, мне бы такое платье, когда я молодой была! Разве у меня такие сиськи были что у тебя? Во, — она показала неправдоподобный размер своего молодого бюста. — А какие тугие да высокие, поверишь, полный стакан с водкой можно было поставить и капля не прольется!
— Да, постойте вы с рассказами, Маланья Никитична, — взмолилась я, — посмотрите, как мне длина? А тут поглядите, какие рубчики идут по подолу!
— Ах, граф, ах, шалун! — не слушая, бормотала старуха. — Как он только тебя высмотрел?! А ты к нему как? Он уже попросил, али наперед тебя задабривает?
— Наперед, наперед! — прервала я ее глупые предположения. — Он просто человек хороший! А посмотрите, складки как ложатся? Сейчас туфли надену и пройдусь! Только как же в таком платье, да с косой? Мне же прическа нужна!
— Пален-то хороший? — с сомнением сказала старуха. — А туфли-то тебе велики, с ноги будут сваливаться! — съехидничала она.
— Ничего, я ватку в носок положу, и будут впору. Он же не знал, какая у меня нога. Ну, как я вам?
— Ты бы на меня в молодости посмотрела, — опять завела старую песню Маланья Никитична, — вот то была краса! А ты, что ж, смотреть можно, с души не своротит.
Пока она расхваливала себя, я надела обновки, и павой прошлась по вощеному паркету. Туфли и правда были слегка велики, но зато такой красивой работы, какой я еще не видела. Куда там красным лаковым сапожкам, что купил мне в Троицке Алеша. В таких туфлях любая женщина могла не то, что ходить, летать!
— Господин Афанасьев, — позвала я, — можете войти, я готова!
Секретарь вошел, будто стоял наготове за дверью. Я выжидающе смотрела на него и прислушивалась к тому, что он подумает, чтобы проверить впечатление, которое производит мой новый наряд.
Я выжидающе смотрела на него и прислушивалась к тому, что он подумает, чтобы проверить впечатление, которое производит мой новый наряд.
— Вот это да, — была его первая мысль, — вот тебе и деревенская девка! А старик-то с платьем перемудрил, она же вся на просвет видна!
— Проходите, — пригласила я, и будто невзначай, отошла от светлого окна в простенок. — Как вам подарок его сиятельства?
— Подарок, бесспорно, хорош, да и сама фигура недурна! — ответил он с такой задушевной искренностью, что у меня стало тепло на душе.
— Ну вы тоже скажете, — смутилась я. — Для женщины главное — одежда!
— Пожалуй, — признался он, против своей воли, жадно меня рассматривая. — Так что передать его сиятельству?
— Большую благодарность. Скажите графу, что я безмерно счастлива. У меня таких красивых платьев и туфель еще никогда не было!
Мне бы ты не меньше понравилась и без платья , подумал он. Однако я на него ничуточки не обиделась.
— Думаю, его сиятельство будет рад, что доставил вам удовольствие, — галантно заявил он и, опустив глаза, чтобы не смотреть сквозь тончайший муслин на мою грудь, вышел.
— Ишь ты, каков кавалер, — ревниво сказала Маланья Никитична, — весь сомлел, пока за тобой подсматривал! А Пален-то тебя теперь просто так не отпустит. Потребует за подарок подарка!
Я не стала спорить и только пожала плечами. При общении с графом мне показалось, что ему так надоел высший свет, жеманные дамы, корысть, что общение с простой девушкой, которая ничего не собиралась у него просить, было ему просто приятно.
Не знаю, была ли я права, но Пален несколько дней не давал о себе знать, и наша жизнь пошла точно так же, что и раньше. Разница была только в том, что теперь мы со старухой были не сами по себе, а нас охранял лейб-гвардейский пост. В первую ночь гвардейцы истуканами стояли возле входной двери и даже не разговаривали между собой. Их смена вела себя не так напряженно. Новая пара уже позволяла себе прислоняться к стене и вести негромкую беседу. Правда, когда мы со старухой входили в их комнату, гвардейцы суровели, разворачивали плечи и мужественными лицами являли собой несгибаемых воинов. С нами они не разговаривали, но своим поведением давали понять, что в любую минуту могут применить оружие и нам под их защитой нечего опасаться.
Следующая смена попросила у нас два стула и несла службу сидя. Теперь их главной целью было не проворонить приход караульного или иного начальства и не попасться тому под горячую руку.
Скоро мы перезнакомились со всеми нашими часовыми и сначала разгоняли скуку беседами, а когда кому-то из моих защитников пришла в голову мысль составить банчок, меня третьей пригласили в ломбер, самую популярную карточную игру во время правления покойной императрицы.
Играть, когда все знаешь о картах противника и его намерениях, оказалось очень легко, и если бы я захотела, могла разорить целую роту Преображенского полка и составить себе фантастическое состояние. Однако я не злоупотребляла своими способностями и лишь слегка поправила материальное положение. Однако и нескольких мелочных выигрышей у сильных противников мне оказалось достаточно, чтобы стать популярной в гвардии.