Опустившись на колени, я приготовился, стиснув зубы чтобы выполнить долг перед погибшей девушкой, но меня чуть не стошнило.
— Не буду. Хоть убей, не смогу. Она же на глазах разваливается.
Сказал и заткнулся. Мустафа нависал надо мной с поднятым мечом.
— Убью, как собаку! Целуй, сука!
Во, блин, извращенец. А ведь не шутит, паскуда. Смахнет головку на сыру землю и даже слезу не пустит. О чем только у них там отдел кадров думает? Всяких психопатов ангелами принимают.
— Целуй! — твердо повторил Мустафа, — С любовью в сердце.
Я вздохнул, закрыл глаза и остервенело втиснулся губами в самую слякоть прогнивающего мяса.
… Руки нежно обвились вокруг моего тела, невесть откуда взявшийся язык шаловливо протиснулся в рот и стал вытворять невообразимое… Запах свежих фиалок шибанул по мозгам и сладкая истома разлилась по всему телу.
Так горячо меня не целовал никто.
Я приоткрыл глаза, все еще не веря в случившееся. Но… чудо есть чудо.
Зинаида, живая и здоровая, томно прикрыв глаза (тоже живые и здоровые) целовала меня в засос.
Я парень не избалованный женским вниманием, а потому, раз такое случилось, принялся с особым усердием выполнять поставленную Мустафой задачу.
— Ну все, хорош уже! — ангел почти силком стащил меня с улыбающейся Зинки и отпихнул подальше от нее, — Ишь, присосался…
На всякий случай поплевав по сторонам, мало ли какая гадость осталась, я уставился на Зинаиду, которую в это время заботливо обхаживал Мустафа. То под голову свернутый плащ подложит, то локон выбившийся поправит, то руку покачает. Я ж говорю — свихнутый он.
— Ну что уставился? — хранитель злобно зыркнул на меня, — Девок не видел? Ступай за дровами. Ей согреться надо.
Вот времена пошли. Какой?то шизик?ангел приказывает Великому Страннику. Согреться ей, видишь ли, надо. Я так считаю, ежели от старости не померла, от холода и подавно не окочуриться. Но возражать не стал. Мустафа сейчас не в себе. Пришибить может.
Набрав сухостоя, я развел костерок и, больше не обращая внимания на местный лазарет, завалился спать. А все?таки чертовка здорово умеет это дело. Где только набралась?
Разбудил меня не соловьиный звон и не первый луч света. Мустафа. Он вышел на опушку леса, повернувшись лицом в сторону Прорвы, пел. Причем громко и безобразно, аккомпанируя ладонями.
-… А поезд мчит меня в сибирские морозы. Там, там. Я не забуду тебя, ни- ко?гда?а…
Мы шли по редкому березовому лесу. Вернее шли я и Зинаида. Мустафа плелся позади, то и дело спотыкаясь. У парня теперь новое хобби. Ангел, поглядывая в небо, шевелил губами и что?то строчил в записной книжке. Понятное дело, что стишки. Ненавижу рифмоплетов.
Зинаида старательно заглядывала мне в глаза, а я с таким же усердием их отводил. Девчонка совсем сошла с ума. Я не осуждаю ее. Посидите несколько веков среди микросхем и проводов, вам тоже захочется ухлестывать за всеми встречающимися женщинами.
— Я что?то сделала не так? — еще спрашивает, шалунья.
— Все нормально, Зин.
— Тогда почему ты со мной не разговариваешь? — делать мне больше нечего.
— Вот сейчас я с тобой разговариваю.
— Тебе не понравилось, как я целуюсь? Но со мной это в первый раз, — во второй, детка. Тебя придурок, который сзади в твою честь сонеты сочиняет, распечатал.
— Это необходимо было сделать для дела.
— Значит ты меня не любишь?
В этом месте я позволю себе небольшое лирическое отступление.
Ну почему, почему все существа женского пола считают, что если я побыл с ними наедине пару минут, то обязан их любить. Я не имею ввиду деревенских коров. Они хоть ничего не просят. Возьмите, например, Клавку! Ведь через ее любовь чуть не погиб. Теперь еще эта лезет. Мало ей Мустафы. Лепила, старалась, черты выводила. А потом в одну минуту бросила и ко мне перебежала. Вывод один. Да простят меня те, кто в это не верят. Все бабы сволочи. Эх, нет порядка в мире.
Конец лирического отступления.
— Послушай, крошка! Нет, нет, оставь мою ладонь в покое. Давай ка мы поступим так. Я для тебя прежде всего Странник. Хозяин, которому ты должна подчиняться. Верно? А раз верно, тогда делай, что скажу. Держись от меня со своими приставаниями подальше. Не могу я испытывать к тебе чувств. Ведь знаешь, что Любаву хочу найти. А ты… Мустафу лучше обрабатывай, договорились.
Не могу я смотреть, когда баба плачет. Но правда никому не вредила.
— Да дурак твой Мустафа, — выдавила Зинаида между всхлипываниями.
— Дурак, не дурак, а ежели бы не он, то и в живых тебя не было.
— Дурак, не дурак, а ежели бы не он, то и в живых тебя не было.
-…?
— Ты знаешь, какой это герой? Не знаешь. Глыба, а не человек. Ты когда в беспамятстве лежала, то он…
Далее я развернуто, по заранее намеченному плану поведал раскрывшей рот Зинаиде, такое про Мустафу, что через пару минут сам премного зауважал ангела. А уж о слабом девичьем сердце говорить не приходилось. Зинка растаяла, утерла сопли и слезы и помчалась к Мустафе полюбопытствовать о поэзии.
Следующие два дня прошли без всяких приключений.
Собственно то и прошедшие события трудно назвать приключениями. В это слово я вкладываю другой, более широкий смысл. Встреча с непобедимым врагом, непроходимые горы, незнакомая красотка. А так… Обычная жизнь Странника.