— Да ладно тебе, Вася, кипятиться. Что было, то было. И в небо уплыло. Как ты себя чувствуешь, в шкуре звериной?
— Как зверь и чувствую. Неудобно только, шея болит.
— Это с непривычки.
— А что еще Странник может?
— А черт его Странника, знает. Многое наверно. На то он и Странник.
— Вот что знаешь, о том и расскажи. Раз я в его шкуре, тьфу ты, теле, должен знать на что способен этот гад. Кстати, а куда он сам делся?
— Дело тут такое. До конца не изученное. Может его и не существовало совсем. А когда тебя перенесло, тогда произошел всплеск в энергощите планеты и… Странник появился в твоем обличии. Вроде так… Хотя я точно не знаю. Просто существуют предположение, версия. Вот! Знаешь, как это называется? Ты, Василий, не сколько Странник, сколько человек — легенда.
А что с легенды взять.
Чего задумался?
Задумаешься тут. В книжках все просто. Раз ты герой — значит герой. Меч за спину, на коня и подругу любимую выручать. А по дороге монстров налево и направо крушить. А я? Голышом по планете шастаю. От бабы бегаю. Герой!
— Мустафа? А монстры здесь есть?
— Вот человек! Я ж объяснял. На дворе двадцатый век! Какие монстры. А?а?а! Ты думал… То?то ты смурной. Подраться захотелось?
— Но ведь Странник?…
— А если бы я тебя Гагариным назвал? Побежал бы ракету искать. Нет здесь не монстров, ни нечистой силы. Наверное.
— А как же Дух Тьмы? Я ж его вот этими глазами видел. И ты сам говорил. .
— Сочинял. Что б веселее. А тебе привиделось.
— А колдовство?
— Обман зрения и гипноз…
— А я сам, в шкуре?
— А это… это… , — Мустафа зажевал губы и, сраженный моей железной логикой, сдался, — Ну может быть. Может быть и бродят где?то. Парочка. Сотен.
Ветер крепчал. Холодные массы воздуха обрушивались на меня со всех сторон. Бежать становилось труднее. Качало. Мустафа надрывал горло, чтобы докричаться.
— Эвон как погодка разыгралась. Того и гляди снесет напрочь. Что дальше будет?
— Идти…
— Куда?
— Вперед.
А что мне оставалось делать? Только идти. Я не знал, как далеко простирается эта ледяная пустыня. Но должен же быть конец? Или пустыне, или мне. Один из нас победит. Я не хочу умереть на чужой планете. Бесславно.
Ноги, вернее лапы подкосились, и я со всего размаху пробороздил мордой (я имею ввиду лицом) добрых полметра льда.
— Не могу больше. Я лучше умру, — прохрипел?пролаял я.
— Ага! И мне придется остаться рядом с твоим телом навсегда? — Мустафа нервничал.
— Ты вернешься обратно. Ведь ты — ангел.
— Дурень! Для того что бы вернуться я должен воспользоваться аварийным контейнером. А где он? Навек я с тобой.
Ну вот. Теперь и ангел расклеился. Заплакал. Видимо наши дела, действительно, плохи.
— Мустафа. Пока я не умер, скажи, а у вас у самих, у ангелов, разве нет собственных хранителей. Мустафа! Мустафа, черт тебя побери!
Я отложил миг смерти на несколько минут и отыскал в пелене снега фигуру Мустафы.
Он стоял под сорок пять градусов к поверхности планеты, приложив руку ко лбу.
— Я вижу… Я вижу! Спасение! Мы спасены… , — Мустафа подскочил ко мне и радостно потрепал то место, где по идее должен находиться загривок волка, — Там… Там свет! Еще немного… Поднажми. .
— Мустафа…
— Давай, работай, мой мальчик…
— Мустафа!
— Ну что, Мустафа?- ангелы весьма смешны, когда сердятся.
— Ты дотронулся до меня. Я почувствовал это.
Хранитель недоверчиво посмотрел на свои руки, на меня, на руки, осторожно прикоснулся к волчьему хвосту. И быстро оторвал ее обратно. Руку.
— Я сошел с ума. Я точно сошел с ума.
— Да брось ты, старина. Если получилось у меня, то рано или поздно должно было получиться и у тебя. Не бери в голову. Может мы слишком близки?
— А! — махнул рукой ангел, — Я и не беру. Пойдем. Там свет. Тепло. Спасение…
-… Женщины. Карты. Вино, — продолжил я, но Мустафа меня не слышал. Он мчался навстречу спасению. И я последовал за ним.
Идти далеко не пришлось. Долго только. Ветер словно взбесился. Он наваливался с такой силой, что даже аморфное тело ангела отбрасывало обратно при каждом шаге. Про меня и говорить нечего.
Про меня и говорить нечего. Когтистые лапы с трудом удерживались за мельчайшие трещинки во льду.
Ангел совсем выбился из сил. В какой?то момент его, словно осенний лист сорвало с места и понесло. Спас Мустафу мой хвост. Еще раз опровергая невероятное, он уцепился за облезлый обрубок. Если бы у меня имелись силы, скинул бы не задумываясь. Но мне приходилось бросать все имеющиеся резервы на борьбу со стихией.
И когда казалось, что все напрасно и лучше отдаться на волю ветра, лоб мой уперся во что?то твердое. Я напрягся, бросил тело вперед, раздался звук разбившегося стекла, и нас с ангелом выбросило из ледяной бури.
… Мирно чирикали птички. Ласковый летний ветерок приятно обволакивал тело. Высоко в небе мирно светило нежное солнце. На щеку забралась мелкая букашка, затарахтела и, жужжа маленькими чешуйчатыми крылышками, умчалась прочь.
Мустафа лежал на спине, подложив под голову руки, закинув ногу на ногу, жевал соломинку и тихо мурлыкал что?то типа: — Зайка моя, я твой тра?ля?ля. Хорошая песенка.
— Что это? — надо заметить, что как только я покинул негостеприимную северную страну, то снова превратился в нормальное человеческое существо.